Виталий Валентинович БИАНКИ

     Слышишь, какая музыка гремит в лесу?

     Слушая ее, можно подумать, что все звери, птицы и насекомые  родились на свет певцами и музыкантами.
     Может быть, так оно и есть:  музыку  ведь  все  любят,  и  петь  всем хочется. Только не у каждого голос есть.
     Вот послушай, чем и как моют безголосые.
     Лягушки на озере начали еще с ночи. Надули пузыри за ушами,  высунули головы из воды, рты приоткрыли...
     - Ква-а-а-а! - одним духом пошел из них воздух.
     Услахыл их Аист из деревни, обрадовался:
     - "Целый хор! Будет мне чем поживиться!"
     И полетел на озеро завтракать.
     Прилетел и сел на берегу. Сел и думает:
     "Неужели я  хуже  лягушек?  Поют  же  они  без  голоса.  Дай-ка  и  я попробую".
     Поднял длинный клюв, застучал, затрещал одной его половинкой о другю, то тише, то громче, то реже, то чаще: трещотка  трещит  деревянная,  да  и только! Так разошелся, что и про завтрак свой забыл.
     А в камышах стояла Выпь на одной ноге, слушала и думала:
     "Безголосая я цапля! Да ведь и Аист - не певчая птичка, а  вон  какую песню наигрывает".
     И придумала:
     "Дай-ка на воде сыграю!"
     Сунула в озеро клюв, набрала полный воды да как дунет в  клюв!  Пошел по озеру громкий гул:
     - Прумб-бу-бу-бумм!.. - словно бык проревел.
     -  "Вот  так  песня!  -  подумал  Дятел,  услыхав  Выпь  из  лесу.  - Инструмент-то и у меня найдется: чем дерево не барабан, а нос мой  чем  не палочка?!
     Задом уперся, передом откинулся, размахнулся головой -  как  задоббит носом по суку! Точь-в-точь - барабанная дробь!
     Вылез из-под коры Жук с предлинными усами.
     Закрутил,  закрутил  головой,   заскрипела   его   жесткая   шея,   - тоненький-тоненький писк послышался.
     Пищит усач, а все напрасно: никто его писка не слышит. Шею  натрудил, зато сам своей песней доволен.
     А внизу под деревом из гнезда вылез Шмель и полетел петь на лужок.
     Вокруг  цветка  на  лужку   кружит,   жужжит   жилковатыми   жесткими крылышками, словно струна гудит.
     Разбудила шмелиная песня зеленую Саранчу в траве.
     Стала Саранча скрипочки налаживать. Скрипочки у нее на  крылышках,  а вместо смычков - длинные  задние  ножки  коленками  назад.  На  крыльях  - зазубринки, а на лапках - зацепочки. Трет себя Саранча ножками  по  бокам, зазубринками за зацепочки задевает - стрекочет.
     Саранчи на лугу много: целый струнный оркестр.
     "Эх, - думает Долгоносый Бекас под кочкой, - надо и мне спеть! Только вот чем? Горло у меня  не  годится,  нос  не  годится,  шея  не  годится, крылышки не годятся, лапки не годятся... Эй! Была не была,  -  полечу,  не смолчу, чем-нибудь да закричу!"
     Выскочил из-под кочки,  взвился,  залетел  под  самые  облака.  Хвост раскрыл веером, выпрямил крылышки, повернулся  носом  к  земле  и  понесся вниз, переворачиваясь с боку на  бок,  как  брошенная  с  высоты  дощечка. Головой воздух рассекает, а в хвосте у него тонкие,  узкие  перышки  ветер перебирает. И слышно с земли, будто в вышине барашек запел, заблеял.
     А это Бекас. Отгадай, чем он поет?
     Хвостом!