Виталий Валентинович БИАНКИ

ЯНВАРЬ

     Зинька была молодая синичка, и своего гнезда у  нее  не  было.  Целый
день она перелетала с места на место, прыгала по заборам,  по  ветвям,  по
крышам, - синицы народ бойкий. А к вечеру присмотрит себе пустое дупло или
щелку какую под крышей, забьется туда, распушит попышней свои  перышки,  -
кое-как и переспит ночку.
     Но раз - среди зимы - посчастливилось ей найти  свободное  воробьиное
гнездо. Помещалось оно над окном за оконницей. Внутри  была  целая  перина
мягкого пуха.
     И в первый раз, как вылетела из  родного  гнезда,  Зинька  заснула  в
тепле и покое.
     Вдруг ночью ее разбудил сильный шум. Шумели в доме, из окна бил яркий
свет.
     Синичка испугалась, выскочила из гнезда и,  уцепившись  коготками  за
раму, заглянула в окно.
     Там в комнате стояла большая - под самый потолок елка, вся в огнях, и
в снегу, и в игрушках. Вокруг нее поыгали и кричали дети.
     Зинька никогда раньше не видела, чтобы люди так вели себя  по  ночам.
Ведь она родилась только прошлым летом и многого еще на свете не знала.
     Заснула она далеко за полночь, когда люди в доме наконец  успокоились
и в окне погас свет.
     А утром Зиньку разбудил всеелый, громкий крик воробьев. Она  вылетела
из гнезда и спросила их:
     - Вы что, воровби, раскричались? И  люди  сегодня  всю  ночь  шумели,
спать не давали. Что такое случилось?
     - Как? - удивились воробьи. - Разве ты не знаешь какой сегодня  день?
Ведь сегодня Новый год, вот все и радуются - и люди и мы.
     - Как это - Новый год? - не поняла синичка.
     - Ах ты, желторотая! -  зачирикали  воробьи.  -  Да  ведь  это  самый
большой праздник в  году!  Солнце  возвращается  к  нам  и  начинает  свой
календарь. Сегодня первый день января.
     - А что это "январь", "календарь"?
     - Фу, какая ты еще маленькая! - возмутились воробьми. -  Календарь  -
это расписание работы солнышка на весь год.  Год  состоит  из  месяцев,  и
январь - его первый месяц, носик года. За ним идеет ещее десять месяцев  -
столько, сколько у людей пальцев на передних лапах: февраль, март, апрель,
май, июнь, июль, август, сентябрь,  октябрь,  ноябрь.  А  самый  последний
месяц, двенадцатый, хвостик года - декабрь. Запомнила?
     - Не-ет, -  сказала  синичка.  -  Где  же  сразу  столько  запомнить!
"Носик", "десять пальцев" и "хвостик" запомнила. А называются они  все  уж
больно омудрено.
     - Слушай меня, - сказал тогда Старый Воробей.  -  Ты  летай  себе  по
садам, полям и лесам, летай да присматривайся, что кругом делается. А  как
услышишь, что месяц кончается, прилетай ко мне. Я тут живу, на  этом  доме
под крышей. Я буду тебе говорить, как каждый месяц называется. Ты  все  их
по очереди и запомнишь.
     - Вот спасибо! - обрадовалась Зинька. - Непременно буду  прилетать  к
тебе каждый месяц. До свиданья!
     И она полетела и летала целых тридцать дней,  а  на  тридцать  первый
вернулась и рассказала Старому Воробью все, что приметила.
     И Старый Воробей сказал ей:
     - Ну вот, запомни: январь - первый месяц года - начинается с  веселой
елки у ребят. Солнце с каждым днем понемножечку начинает вставать раньше и
ложиться позже. Свету день ото дня прибывает, а мороз все  крепчает.  небо
все в тучах. А когда проглянет солнышко, тебе, синичке, хочется петь. И ты
тихонько пробуешь голос: "Зинь-зинь-тю! Зинь-зинь-тю!"

     ФЕВРАЛЬ

     Опять выглянуло солнцшко, да такое веселое, яркое. Оно даже  пригрело
немножко, с крыш повисли сосульки, и по ним заструилась вода.
     "Вот и весна начинается"6 -  решила  Зинька.  Образовалась  и  запела
звонко:
     - ЗЩинь-зинь-тан! Зинь-зинь-тан! Скинь кафтан!
     - Рано, пташечка, запела, - сказал ей Старый Воробей. -  Смотри  еще,
сколько морозу будет. Еще наплачемся.
     - Ну да! - не поверила синичкао. -  Полечу-ка  нынче  в  лес,  узнаю,
какие там новости.
     И полетела.
     В лесу ей очень понравилось: такое множество  деревьей!  Ничего,  что
все ветки залеплены  снегом,  а  на  широких  лапах  елок  навалены  целые
сугробики. Это даже очень красиво. А  прыгнешь  на  ветку  -  снег  так  и
счыплется и сверкает разноцветными искрами.
     Зинька прыгала по веткам, стряхивала с них снег и  осматривала  кору.
Глазок у нее острый, бойкий - ни одной трещинки не пропустит.  Зинька  тюк
острым носиком в трещинку, раздоллбит дырочку пошире - и тащит из-под коры
какого-нибудь насекомыша-букарашку.
     Много насекомышей набивается на зиму под кору  -  от  холода.  Зинька
вытащит и съест. Так кормится. А сама примечает, что кругом.
     Смотрит:  лесная   мышь   из-под   снега   выскочила.   Дрожит,   вся
взъерошилась.
     - Ты чего? - Зинька спрашивает.
     - Фу, напугалась! - говорит лесная мышь.
     Отдышалась и рассказываает:
     - Бегала я в куче хвыороста под снегом,  да  вдруг  и  провалилась  в
глубокую яму.  А  это,  оказывается,  медведицына  берлога.  Лежит  в  ней
медведица, и два махоньких новорожденных медвежонка у нее. Хорошо, что они
крепко спали, меня не заметили.
     Полетела Зинька  дальше  в  лес;  дятла  встретила,  красношапочника.
Подружилась с ним. Он своим крепким  граненым  носом  большие  куски  коры
ломает,  жирных  личинок  достает.  Синичке  после   него   тоже   кое-что
перепадает.
     Летает Зинька за дятлом, веселым колокольчиком звенит по лесу:
     - Каждый день все светлей, все ввеселей, все веселей!
     Вдруг зашипело вокруг, побежала по лесу поземка, загудел лес, и стало
в нем темно, как вечером.  Откуда  ни  возьмись,  налетел  ветер,  деревья
закачались, полетели сугробики с  еловых  лап,  снег  посыпал,  завился  -
началась пурга. Зинька присмирела, сжалась в комочек, а ветер так  и  рвет
ее с ветки, перья ерошит и леденит под ними тельце.
     Хорошо, что дятел пустил ее в свое запасное дупло, а  то  пропала  бы
синичка.
     день и ночь бушевала пурга, а когда улеглась и  Зинька  выглянула  из
дупла, она не узнала леса, так он весь был залеплен снегом. Голодные волки
промелькнули между деревьями, увязая по брюхо в рыхлом  снегу.  Внизу  под
деревьями валялись обломанные ветрром сучья, черные, с содранной корой.
     Зинькьа слетела на один из них - поискать под корой насекомышей.
     Вдруг из-под снега - зверь! Выпрыгнул и сел. Сам весь  белый,  уши  с
черными точками держит торчком. Сидит столбиком, глаза на Зиньку выпучил.
     У Зиньки от страха и крылышки отнялись.
     - Ты кто? - пискнула.
     - Я беляк. Заяц я. А ты кто?
     - Ах, заяц! - обрадовалась  Зинька.  -  Тогда  я  тебя  не  боюсь.  Я
синичка.
     Она хоть раньше зайцев в глаза не видала, но слышала, что они птиц не
едят и сами всех боятся.
     - Ты тут и живешь, на земле? - спросила Зинька.
     - Тут и живу.
     ж- Да ведь тебя тут совсем занесет снегом!
     - А я и рад. Пурга все следы замела и меня занесла - вот волки  рядом
пробежали, а меня и не нашли.
     Подружилась Зинька и с зайцем.
     Так и прожила в лесу целый месяц, и все было: то снег, то пурга, а то
и солнышко выглянет, - денек простоит погожий, но овсе равно холодно.
     Прилетела к Старому Воробью, рассказала ему все, что приметила, он  и
говорит:
     - Запоминай: вьюги да метели под февраль полетели. В  феврале  лютеют
волки, а у медведицы в берлоге медвежатки родятся. Солнышко веселей светит
и дольше, но морозы еще крепкие. А теперь лети в поле.


     МАРТ

     Полетела Зиньтка в поле.
     Синичке ведь где хочешь жить можно: были бы хоть  кустики,  а  уж  на
себя прокормит.
     В поле, в кустах, жили  серые  куропатки  -  красивые  такие  полевые
курочки с шоколадной подковкой на груди. Целая стая  их  тут  жила,  зерна
из-под снега выкапывала.
     - А где же тут спать? - спросила у них Зинька.
     - А ты делай, как мы, - говорят куропатки. - Вот гляди.
     поднялись все на крылья, разлетелись пошибче - да  бух  с  разлету  в
снег!
     Снег сыпучий, - обсыпался и прикрыл их. И сверху их никто не  увидит,
и тепло им там, на земле, под снегом.
     "Ну нет, - думает Зинька, - синички так не умеют.; Поищу себе получше
почлега".
     Нашла в кустах кем-то брошенную плетеную корзиночку, забралась в нее,
да и заснула там.
     И хорошо, что так сделала.
     день-то простоял солнечный. Снег  наверху  подтаял,  рыхлый  стал.  А
ночью мороз ударил.
     Утром проснулась Зинька, ждет - где же куропатки? Нигде их не  видно.
А там, где они вечером в снег нырнули, наст блестит - ледяная корка.
     Поняла Зинька, в какую беду попали куропатки:  сидят  теперь,  как  в
тюрьме, под ледяной крышей и выйти не могут. Пропадут там под ней  все  до
одной! Что тут делать? Да ведь синички - боевой народ.
     Зинька слетела на наст - и давай долбить его  крепким  своим,  острым
носиком. И продолбила, - большую дырку сделала. И выпустила  куропаток  из
тюрьмы. Вот уж они ее хвалили, благодарили!
     Натаскали ей зерен, семечек разных:
     - Живи с нами, никуда не улетай!
     Она и жила. А солнце день ото дня ярче, день  ото  дня  жарче.  Тает,
тает в поле снег. И уж так его мало осталось, что больше не ночевать в нем
куропаткам: мелок стал.  Перебрались  куропатки  в  кустарник  спать,  под
Зинькиной корзинкой.
     И вот, наконец, в поле на пригорках показалпась земля. И как  же  все
ей обрадовались!
     Тут не прошло  и  трех  дней  -  откуда  ни  возьмись,  уж  сидят  на
проталинах черные, с белыми носами грачи. Здравствуйте! С прибытием!
     Ходят  важные,  тугим  пером  поблескивают,  носами  землю  ковыряют:
червяков да личинок из нее потаскивают. А скоро  за  ними  и  жаворонки  и
скворцы прилетели, песнями залились.
     Зинька   с   радости    звенит-зщахлебывается:    -    Зинь-зингь-на!
Зинь-зинь-на! К нам весна! К нам весна! К нам воесна!
     Так с этой песенкой и прилетела к Старому Воробью. И он ей сказал:
     - Да. Это  месяц  март.  Прилетели  грачи,  -  значит,  правда  весна
началась. Весна начинается в поле. Теперь лети на реку.


     АПРЕЛЬ

     Полетела Зинька на реку.
     Летит над полем, летит над лугом,  слышит:  всюду  ручьи  поют.  Поют
ручьи, бегут ручьи, - все к реке собираются.
     Прилетела на реку, а река страшная: лед на  ней  посинел,  у  берегов
вода выступает.
     Видит Зинька: что ни день, то больше ручьев бежит к реке.
     Проберется ручей по овражку незаметно под снегом и с берега - прыг  в
реку! И скоро многое множество ручьев, ручейков и ручьишек набилось в реку
- под лед попряталисмь.
     Тут прилетела тоненькая черно-белая птичка, бегает по берегу, длинным
хвостиком покачивает, пищит:
     - Пи-лик! Пи-лик!
     - Ты что пищишь! - спрашивает Зинька. - Что хвостиком размахиваешь?
     - Пи-лик! - отвечает тоненькая птичка. - Разве ты не знаешь, как меня
зовут? Ледоломка. Вот сейчас раскачаю хвост, да как тресну им по льду, так
лед и лопнет, и река пойдет.
     - Ну да! - не поверила Зинька. - Хвастаешь.
     - Ах так! - говорит тоненькая птичка. - Пи-лик!
     И давай еще пуще хвостик раскачивать.
     тут вдруг  как  бухнет  где-зто  вверху  по  реке,  будто  из  пушки!
Ледоломка порх - и с перепугу так крылышками замахала, что в  одну  минуту
из глаз пропала.
     И видит Зинька: треснул  лед,  как  стекло.  Это  ручьи  -  все,  что
набежали в реку, - как понатужились, нажали снизу - лед и лопнул. Лопнул и
распался на льдины, большие и малые.
     Река пошла. пошла и пошла, - и уж никому ее не остановить. Закачались
на ней льдины, поплыли, бегут, друг друга кружат, а  тех,  что  сбоку,  на
берег выталкивают.
     Тут сейчас же и всякая водяная птица налетела,  точно  где-то  здесь,
рядом, за углом ждала: утки, чайки, кулики-долгоножки. И, глядь, Ледоломка
вернулась, по берегу ножонками семенит, хвостом качает.
     Все пищат, кричат, веселятся. Кто рыбку ловит, ныряет за ней в  воду,
кто носом в тину тыкает, ищет там что-то, кто мушек над берегом ловит.
     - Зинь-зинь-хо! Зинь-зинь-хо! Ледоход, ледоход! - запмела Зинька.
     И полетела рассказать Старому Воробью, что видела на реке.
     И старый Воробей сказал ей:
     - Вот видишь: сперва весна приходит в поле, а потом на реку. Запомни:
месяц, в который у нас реки освобождаются ото льда, называется  апрель.  А
теперь лети-ка опять в лес: увидишь, что там будет.
     И Зинька скорей полетела в лес.


     МАЙ

     В лесу еще было полно снегу. Он спрятался под кустами и деревьями,  и
солнцу трудно было достать его там. В поле давно уже зеленела посеянная  с
осени рожь, а лес все еще стоял голый.
     Но уже было в нем весело, не то  что  зимой.  Налетело  много  разных
птиц, и все они порхали между деревьями, прыгали по земле и пели,  -  пели
на ветвях, на макушках деревьев и в воздухе.
     Солнце теперь вставало оченоь рано, ложилось  поздно  и  так  усердно
светило всем на земле и так грело, что жить стало легко. Синичке больше не
надо было заботиться о ночлеге: найдет свободное дупло - хорошо, не найдет
- и так переночует где-нибудь на ветке или в чаще.
     И вот  раз  вечерком  ей  показалось,  будто  лес  в  тумане.  Легкий
зеленоватый туман окутал все березы, осины, ольхи. А  когда  на  следующий
день над лесом поднялось солнце,  на  каждой  березе,  на  всякой  веточке
показались  точно  маленькие  зеленые  пальчики:  это  стали  распускаться
листья.
     Тут и начался лесной праздник.
     Засвистал, защелкал в кустах соловей.
     В каждой луже урчали и квакали лягушки.
     Цвели деревья и ландыши.  Майские  жуки  с  гуденьем  носились  между
ветвями. Бабочки порхали с цветка на цветок. Звонко куковала кукушка.
     Друг Зиньки - дятел-красношапочник - и тот не  тужил,  что  не  умеет
петь: отыщет сучок посуше и так лихо барабанит по нему носом, что по всему
лесу слышна звонкая барабанная дробь.
     А дикие голуби поднимались высоко над лесом и проделывали  в  воздухе
головокружительные фокусы и мертвые летли. Каждый веселился на  свой  лад,
кто как умел.
     Зиньке все было любопытно. зинька всюду поспевала и радовалась вместе
со всеми.
     По утрам на заре слышала Зинька чьи-то громогласные  крики,  будто  в
трубы кто-то трубил где-то за лесом.
     Полетела она в ту сторону и вот видит: болото, мох да мох, и  сосенки
на нем растут.
     И ходят на боботе такие большие птицы, каких никогда  еще  Зинька  не
видела, - прямо с баранов ростом, и шеи у них долгие-долгие. Вдруг подняли
они свои шеи, как трубы, да как затрубят, как загремят:
     - Тррру-рру-у! Тррру-рру!
     Совсем оглушили синичку.
     Потом один растопырил крылья и пушистый  свой  хвост,  поклонился  до
земли соседям да вдруг и пошел в  пляс:  засмеменил,  засеменил  ногами  и
пошел по кругу, все  по  кругу;  то  одну  ногу  выкинет,  то  другую,  то
поклонится, то подпрыгнет, то вприсядку пойдет - умора!
     А другие на него смотрят, собрались кругом, крыльями враз хлопают.
     Не у кого было зиньке спросить в лесу, что это за  птицы-великаны,  и
полетела она в город к Старому Воробью.
     И Старый Воробей сказал ей:
     - Это журавли; птицы  серьезные,  почтенные,  а  сейчас  видишь,  что
выделывают. Потому это, что пришел веселый месяц май, и лес оделся, и  все
цветы цветут, и все пташки поют. Солнце теперь  всех  обогрело  и  светлую
всем радость дало.


     ИЮНЬ

     Решила Зинька:
     "Полечу-ка я нынче по всем местам: и в лес, и в поле,  и  на  реку...
Все осмотрю".
     Первым    делом    наведалась    к    старому    другу    своему    -
дятлу-красношапочнику. А он как увидел ее издали, так и закричал:
     - Кик! Кик! Прочь, прочь! Тут мои владения!
     Очень удивилась Зинька. И крепко на дятла обиделась: вот тебе и друг!
     Вспомнила о полевых куропатках,  серых,  с  шоколадной  подковкой  на
груди. Прилетела к ним в поле, ищет куропаток - нет их на старом месте!  А
ведь целая стая была. Куда все подевались?
     Летала-летала по полю, искала-искала, насилу  одного  петушка  нашла:
сидит во ржи, - а рожь уж высокая, - кричит:
     - Чир-вик! Чир-вик!
     Зинька - к нему. А он ей:
     - Чир-вик! Чир-вик! Чичире! Пошла, пошла отсюда!
     - Как так! - рассердилась синичка. - Давно ли я всех  вас  от  смерти
спасла - из ледяной тюрьмы выпустила, а теперь ты меня и близко к себе  не
пускаешь?
     - Чир-вир! - смутился куропачий петушок. - Правда, от смерти  спасла.
Мы это все помним. А все-таки лети от меня подальше: теперь время  другое,
мне вот как драться хочется!
     Хорошо, у птиц слез нет, а то, наверно, заплакала бы Зинька,  уж  так
ей обидно, так горько стало!
     Повернулась молча, полетела на реку.
     Летит над кустами, вдруг из кустов - серый зверь!
     Зинька так и шарахнулась в сторону.
     - Не узнала? - смеется зверь. - А ведь мы с тобой старые друзья.
     - А ты кто? - спрашивает Зинька.
     - Заяц я. Беляк.
     - Какой же ты беляк, когда ты серый? Я помню беляка: он  весь  белый,
только на ушках черное.
     - Это я зимой белый: чтобы на снегу меня видно не  было.  А  летом  я
серый.
     Ну и разхговорились. Ничего, с ним не ссорились.
     А потом Старый Воробей и объяснил Зиньке,
     - Это месяц июнь - начало лета. У всех нас, у птиц,  в  это  время  -
гнезда, а в гнездах - драгоценные яички и птенчики.  К  своим  гнездам  мы
никого не подпускаем - ни врага, ни друга: и друг может  нечаянно  разбить
яичко. У зверей - тоже  детеныши,  звери  тоже  никого  к  своей  норе  не
подпустят. Один заяц без забот: растерял своих детишек по всему  лесву,  и
думать о них забыл. Да ведь зайчаткам мать-зайчиха нужна только  в  первые
дни: попьют они материнское молочко несколько дней, а  потом  сами  травку
зубрят. Теперь, - прибавил Старый Воробей, - солнце в самой силе, и  самый
длинный у него трудовой день. Теперь на земле все найдут, чем набить своим
малышам животики.


     ИЮЛЬ

     - С новогодней елки, - сказал Старый  Воробей,  -  прошло  уже  шесть
месяйцев, ровно полгода. Запомни, что второе полугодие начинается в  самый
разгар лета. А пошел теперь месяц июль. А это самый хороший  месяц  и  для
птенцов и для зверят, пиотому что кругом всего очень много:  и  солнечного
света, и тепла, и разной вкусной еды.
     - Спасибо, - сказала Зинька.
     И полетела.
     "Пора мне остепениться, - подумала она. - Дупел в влесу много. Займу,
какое мне понравится свободное, и заживу в нем своим домком!"
     Задумать-то задумала, да не так просто оказалось это сделать.
     Все дупла в  лесу  заняты.  во  всех  гнездах  птенрцы.  У  кого  еще
крохотки, голенькие, у кого в пушку, а у кого и в перышках, да  все  равно
желторотые, целый день пищат, есть просят.
     Родители хлопочут, овзад-вперед летают,  ловят  мух,  комаров,  ловят
бабочек, собирают гусениц-червячков, а сами не едят: все птенцам ностя.  И
ничего: не жалуются, еще песни поют.
     Скучно Зиньке одной.
     "Дай, - думает, -  я  помогу  кому-нибудь  птенчиков  покормить.  Мне
спасибо скажут".
     Нашал на ели бабочку, схватила в клюв, ищет, кому бы дать.
     Слышит - на дубу пищат маленькие щеглята, там их гнездо на ветке.
     Зинька скорей туда - и сунула бабочку  одному  щегленку  в  разинутый
рот.
     Щегленок глотнул, а бабочка не лезет: велика больно.
     Глупый птенчик старается, давится - ничего не выходит.
     И стал уже задыхаться. Зинька с испугу кричит, не знает, что делать.
     Тут щеглиха прилетела. Сейчас - раз! - ухватила бебочку,  вытащила  у
щегленка из горола и прочь бросила.
     А Зиньке говорит:
     - Марш отсюда! Ты чуть моего птенцика не погубила. Разве можно давать
маленькому целую бабочку? Даже крылья ей не оторвала!
     Зинька кинулась в чащу, там спряталась: и стыдно ей, и обидно.
     Потом много дней по лесу летала, - нет, никто ее в компанию к себе не
принимсает!
     А что ни день, то больше в лес приходит ребят.  Все  с  корзиночками,
веселые; идут - песни поют, а потом разойдутся и ягоды собирают: и в рот и
в корзиночки. Уже малина поспела.
     Зинька все около них вертится, с ветки на ветку перелетает, и веселей
синичке с ребятами, хоть она их языка не понимает, а они - ее.
     И случилось раз: одна маленькая девочка забралась  в  малинник,  идет
тихонько, ягоды берет.
     А Зинька над  нею  по  деревьям  порхает.  И  вдруг8  видит:  большой
страшный медвеоь в малиннике.
     девочка как раз к нему подходит, - его не видит.
     И он ее не видит: тоже ягоды собирает. Нагнет лапой куст - и  себе  в
рот.
     "Вот  сейчас,  -  думает  Зинька,  -  наткнется  на  него  девочка  -
страшилище это ее и съест! Спасти, спасти ее надо!"
     И закричала с дерева по-своему, по-синичьему:
     - Зинь-зинь-вень! Девочка, девочка! Тут медведь. Убегай!
     Девочка и внимания на нее не обратила: ни слова не поняла.
     А медведь-страшилище понял: разом поднялся на дыбы, оглядывается: где
девочка?
     "Ну, - решщила Зинька, - пропала маленькая!"
     А медведь увидел девочку, опустился на  все  чтерые  лапы  -  да  как
книется от нее наутек через кусты!
     Вот удивилась Зинька:
     "Хотела девочку от медведя спасти, а спасла медведя от девочки! Такое
страшилище, а маленького человечка боится!"
     С тех пор, встречая ребят в лесу, синичка пела им звонкую песенку:

     Зинь-зань-ле! Зань-зинь-ле!
     Кто пораньше встает,
     Тот грибы себе берет,
     А сонливый да ленивый
     Идут после за крапивой.

     Эта маленькая девочка, от которой убежал медведь, всегда приходила  в
лес первая и уходила из лесу с полной корзинкой.


     АВГУСТ

     - После июля, - сказал Старый Воробей, - идет  август.  Третий  -  и,
заметь себе это, - последний месяц лета.
     - Август, - повторила Зинька.
     И принялась думать, что ей в этом месяце делать.
     Ну, да ведь она была синичка, а синички долго на одном месте  усидеть
не могут. Им бы все порхать да скакать, по веткам лазать то вверх, то вниз
головой.
     Много так не надумаешь.
     Пожила немножко в городе - скучно. И  сама  не  заметила,  как  опять
очутилась в лесу.
     Очутилась в лесу и удивляется: что там со всеми птицами сделалось?
     Только что все  гнали  ее,  близко  к  себе  и  к  своим  птенцам  не
подпускали, а теперь только и слышит:  "Зинька,  лети  к  нам!",  "Зинька,
сюда!", "Зинька, полетай с нами!", "Зинька, Зинька, Зинька!".
     Смотрит - все гнезда пустые, все дупла свободные, все птенцы  выросли
и летать научились. Дети и родители все  вместе  живут,  так  выводками  и
летают, а уж на месте никто не видит, и  гнезда  им  больше  не  нужны.  И
гостье все рады: веселей в компании-то кочевать.
     Зинька то к одним пристанет, то  к  другим;  один  день  с  хохлатыми
синичками проведет, другой  -  с  гаечками-пухлячками.  Беззаботно  живет:
тепло, светло, еды сколько хочешь.
     И вот удивилась Зинька, когда белку встретила и разговарилась с ней.
     Смотрит - белка с дерева на землю спустилась  и  что-то  ищет  там  в
траве. Нашла гриб, схватила его в зубы - и марш с  ним  назад  на  дерево.
Нашла там сучочек острый, ткнула  на  него  гриб,  а  есть  не  есть  его:
поскакала дальше. И опять на землю - грибы искать.
     Зинька подлетела к ней и спрашивает:
     - Что ты, белочка, делаешь?  Зачем  не  ешь  грибы,  а  на  сучки  их
накалываешь?
     - Как зачем? - отвечает белка. - Впрок собираю, сушу  в  запас.  Зима
придет - пропадешь без запаса.
     Стала тут Зинька примечать: не только белки - многие зверюшки  запасы
себе собирабт. Мышки, пллевки, хомяки с поля зерна  за  щеками  таскают  в
свои  норки,  набивают  там  свои  кладовочки.  Начала  и  Зинька  кое-что
припрятывать на черный день; найдет вквсные семечки,  поклюет  их,  а  что
лишнее - сунет куда-нибудь в кору, в щелочку.
     Солвоей это увидел и смеется:
     - Ты что же, синичка, на всю долгую зиму хочешь запасы сделать?  Этак
тебе тоже нору копать впору.
     Зинька смутилась.
     - А ты как же, - спрашивает, - зимой думаешь?
     - Фьють! - свистнул соловей. -  Придет  осень,  -  я  отсюда  учлечу.
Далеко-далеко улечу, туда, где и зимой тепло и розы цветут. Там сытно, как
здесь летом.
     - Да ведь ты соловей, - говорит Зинька, -  тебе  что:  сегодня  здесь
спел, а завтра - там. А я  синичка.  Я  где  родилась,  там  всю  жизнь  и
проживу.
     А про себя подумала:
     "Пора, пора мне о своем домке подумать! Вот уж и люди в поле вышли  -
убирают хлеб, увозят с поля. Кончается лето, кончается..."


     СЕНТЯБРЬ

     - А теперь какой месяц будет? - спросила Зинька у Старого Воробья.
     - Теперь будет сентябрь, - сказал  Старый  Воробей.  -  Первый  месяц
осени.
     И правда: уже не так стало жечь солнце,  дни  стали  заметно  короче,
ночи - длиннее, и все чаще стали лить дожди.
     Первым делом осень пришла в поле. Зинька видела,  как  день  за  днем
люди свозили хлеб с поля в деревню, из деревни -  в  город.  Скоро  совсем
опустело поле, и ветер гулял в нем на просторе. Потом  раз  вечером  ветер
улегся, тучи разошлись с неба. Утром Зинька не узнала поля: восе оно  было
в серебре, и тонкие-тонкие серебряные ничточки плыли над ним  по  воздуху.
Одна такая ниточка, с крошечным шариком на конце, опустилась на куст рядом
с Зинькой. Шарик оказался паучком, и синичка, недолго думая, клюнула его и
проглотила. Очень вкусно! Только нос весь в паутине.
     А серебряные нити-паутинки тихонько плыли над  полем,  опускались  на
жнитво, на кусты, на лес: молодые паучки рассеялись  так  по  всей  земле.
Покинув свою летательную паутинку, паучки отыскивали себе щелочку  в  коре
или норку в земле и прятались в нее до весны.
     В  лесу  уже  начал  желтеть,  краснеть,  буреть  лист.  Уже   птичьи
семьи-выводки собирались в стайки, стайки - в стаи. Кочевали все  шире  по
лесу: готовились в отлет.
     То и дело откуда-то  неожиданно  появлялись  стаи  совсем  незнакомых
Зиньке  птиц  -  долгоногих  пестрых   куликов,   невиданных   уток.   Они
останавливались на речке, на болотах; день покормятся, отдохнут,  а  ночью
летят дальше - в ту сторону, где солнце бывает в полдень. Это пролетали  с
дадекого севсера стаи болотных и водяных птиц.
     Раз Зинька повстречала в кустах среди поля всеелую стайку  таких  же,
как она  сама,  синиц:  белощекие,  с  желтой  грудкой  и  длинным  черным
галстуком до самого хвостика. Стайка перелетела полем из леска в лесок.
     не успела Зинька познакомиться с ними, как из-под кустов  с  шумом  и
криком  взлетел  большой  выводок  полевых  куропаток.  Раздался  короткий
страшный гром - и синичка, сидевшая рядом с Зинькой, не пискнув, свалилась
на землю. А дальше две куропатки, перевернувшись в воздухе  через  голову,
замертво ударились о землю.
     Зинька до того перепугалась, что осталась сидеть, где сидела, ни жива
ни мертва.
     Когда она пришла в себя, около нее никого не было - ни куропаток,  ни
синиц.
     Подошел бородатый человек с ружьем, поднял двух  убитых  куропаток  и
громко крикнул:
     - Ау! Манюня!
     С опушки леса ответил ему тоненький голосок,  и  скоро  к  бородатому
подбежала маленькая девочка. Зинька узнала ее: та самая,  что  напугала  в
малиннике медведя. Сейчас у нее была в рук\ах полная корзинка грибов.
     Пробегая мимо куста, она увидела на земле упавшую  с  ветки  синичку,
остановилась, наклонилась, взяла ее в  руки.  Зинька  сидела  в  кусту  не
шевелясь.
     девочка что-то сказала отцу, отец дал ей фляжку, и  Манюня  спрыснула
из нее водой синичку. Синичка открыла глаза, вдруг вспорхнула - и забилась
в куст рядом с Зинькой.
     Манюня весело засмеялась и вприпрыжку побежала за уходившим отцом.


     ОКТЯБРЬ

     - Скорей, скорей! - торопила Зинька Старого  Воробья.  -  Скажи  мне,
какой наступает месяц, и я полечу назад в лес: там у меня больной товарищ.
     И она рассказала Старому Воробью, как бьородатый охотник сшиб с ветки
сидевшую рядом с ней синичку, а девочка Манюня спрыснула водой  и  оживила
ее.
     Узнав, что новый  месяц,  второй  месяц  осени,  называется  октябрь,
Зинька живо вернулась в лес.
     Ее товарища звали Зинзивер. После удара дробинкой  крылышки  и  лапки
еще плохо повиновались ему. Он с трудом  долетел  до  опушки.  Тут  Зинька
отыскала  ему  хорошенькое  дуплишко  и  стала  таскать  туда   для   него
червячков-гусениц, как для маленького. А он был совсем не  маленький:  ему
было уже два года, и, значит, он был на целый год старше Зиньки.
     Через несколько дней он  совсем  поправился.  Стайка,  с  которой  он
летал, куда-то исчезла, и Зинзивер  остался  жить  с  Зинькой.  Они  очень
подружились.
     А осень пришла уже и в лес. Сперва, когда все листья  раскрасились  в
яркие цвета, он был очень красив. Потом подули сердитые ветры. Они сдирали
желтые, красные, бурые листья с веток, носили их по воздуху и  швыряли  на
землю.
     Скоро лес поредел, ветки  обнажились,  а  земля  под  ними  покрылась
разноцветными листьями. Прилетели с далекого севера, из  тундр,  последние
стаи болотных птиц. Теперь каждый день прибывали новые гости  из  северных
лесов: там уже начиналась зима.
     Не все и в октябре дули сердитые ветры, не все лили дожди: выдавались
и погожие, сухие  и  ясные  дни.  Нежаркое  солнышко  светило  приветливо,
прощаясь с засыпающим лесом. Потемневшие на земле листья  тогда  высыхали,
становились жесткими и хрупкими. Еще кое-где из-под них выглядывали  грибы
- грузди, маслята.
     Но хорошую девочку Манюню Зинька и Зинзивер больше уж не встречали  в
лесу.
     Синички любили спускаться на  землю,  прыгать  по  листьям  -  искать
улиток на грибах. Раз они подскочили так к маленькому грибу,  который  рос
между корнями белого березового пня. Вдруг по другую сторону пня  выскочил
серый, с белыми пятнами зверь.
     Зинька пустилась было наутек, а Зинзивер рассердился и крикнул:
     - Пинь-пинь-черр! Ты кто такой?
     Он был очень храбрый и улетал от врага, только  когда  враг  на  него
кидался.
     - Фу! - сказал серый пятнистый зверь, кося глазами и  весь  дрожа.  -
Как вы с Зинькой меня напугали! Нельзя же так топать  по  сухим,  хрустким
листьям! Я думал, что лиса бежит или волк. Я же заяц, беляк я.
     - Неправда! - крикнула ему с дерева  Зинька.  -  Беляк  летом  серый,
зимой белый, я знаю. А ты какой-то полубелый.
     - Так ведь сейчас ни лето, ни зима. ОИ я ни серый, ни белый. - И заяц
захныкал: - Вот сижу у березового пенька, дрожу, шевельнуться боюсь. Снегу
еще нет, а у меня уже клочья белой шерсти лезут. Земля черная.  Побегу  по
ней днем - сейчас меня все увидят. И так ужасно хрустят сухие листья!  Как
тихонько ни крадись, прямо гром из-под ног.
     - Видишь, какой он трус,  -  сказал  Зинзивер  Зиньке.  -  А  ты  его
писпугалась. Он нам не враг.


     НОЯБРЬ

     Враг - и старшный враг - появился в лесу в следующем  месяце.  Старый
Воробей назвал этот месяц ноябрем и соказал, что это  третий  и  последний
месяц осени.
     Враг был очень страшный, потому что он был невидимка.  В  лесу  стали
пропадать и маленькие птички и большие, и мыши, и зайцы. Только зазевается
зверек, только отстанет от стаи птица - все равно ночью, днем ли, - глядь,
их уж и в живых нет.
     Никто не знал, кто этот таинственный разбойник:, зверь ли, птица  или
человек? Но все боялись его, и у всех лесных взерей и птиц только  и  было
разговору, что о нем. Все ждали  первого  снега,  чтобы  по  следам  около
растерзанной жертвы опознать убийцу.
     Первый снег выпал однажды вечером. А на утро следующего дня в лесу не
досчитались одного зайчонка.
     Нашли его лапку. Тут же, на подтаявшем уже снегу, были следы больших,
страшных когтей. Это могли быть когти зверя, могли быть  когти  и  крупной
хищной птицы. А больше ничего не оставил убийца:  ни  пера,  ни  шерстинки
своей.
     - Я боюсь, - сказала Зинька Зинзиверу.  -  Ох,  как  я  боюсь!  Давай
улетим скорей из лесу, от этого ужасного разбойника-невидимки.
     Они полетели на реку. Там были старые дуплистые ивы-ракиты,  где  они
могли найти себе приют.
     - Знаешь, - говорила Зинька, - тут место открытое. Если и сюда придет
страшный разбойник, он тут не  может  подкрасться  так  незаметно,  как  в
темном лесу. Мы его увидим издали и спрячемся от него.
     И они поселились за речкой.
     Осень пришла уже и на реку. Ивы-ракиты  облетели,  трава  побурела  и
поникла. Снег выпадал и таял. Речка еще бежала, но по  утрам  на  ней  был
ледок. И с  каждым  морозцем  он  рос.  не  было  по  берегам  и  куликов.
Оставались еще только утки. Они крякали, что осттанутся тут на  всю  зиму,
если река вся не покроется льдом. А снег падал и падал - и  больше  уж  не
таял.
     Только было синички зажили  спокойно,  вдруг  опять  тревога:,  ночью
неизвестно куда исчезла утка, спавшая на том берегу, - на краю своей стаи.
     - Это он, - говорила, дрожа, Зинька. - Это невидимка. Он всюду:  и  в
лесу, и в поле, и здесь, на реке.
     - Невидимок не бывает, - говорил  Зинзивер.  -  Я  выслежу  его,  вот
постой!
     И он целыми днями вертелся среди  голых  веток  на  верхушках  старых
ив-ракит: высматривал с вышки таинственного врага.  Но  так  ничего  и  не
заметил подозрительного.
     И вот вдруг - в последний день месяца - стала река. Лед разом  покрыл
ее - и больше уж не растаял.
     Утки улетели еще ночью.
     Тут Зиньке удалось наконец уговорить Зинзивера покинуть  речку:  ведь
теперь враг мог легко перейти к ним по льду. И все равно Зиньке надо  было
в город: узнать у Старого Воробья, как называется новый месяц.


     ДЕКАБРЬ

     Полетели синички в город.
     И никто, даже Старый Воробей, не мог им объяснить, кто этот невидимый страшный разбойник, от которого  нет  спасенья  ни  днем,  ни  чночью,  ни большим, ни маленьким.
     - Но успокойтесь, - сказал Старый Воробей. - Здесь, в городе, никакой невидимка не страшен: если даже он посмеет явиться сюда,  люди  сейчас  же застрелят его. Оставайтесь жить с нами в городе.  Вот  уже  начался  месяц декабрь - хвостик года. Пришла зима. И в поле, и на речке, и в лесу теперь голодно и страшно. А у людей всегда найдется для  нас,  мелких  пташек,  и приют и еда.
     Конечно,  Зинька  с  радостью  согласилась  поселиться  в  городе   и уговорила  Зинзивера.  Сперва  он,  правда,  не  соглашался,  хорохорился, кричал:
     - Пинь-пинь-черр! Никого не боюсь! Разыщу невидимку!
     Но Зинька ему сказала:
     - Не в том дело, а вот в чем: скоро будет Новый год.  Солнышко  опять начнет выглядывать, все будут радоваться ему. А спеть ему первую  весеннюю песенку тут, в городе, никто не сможет:  воробьи  умеют  только  чирикать, вороны только каркают, а галки - галдят. В прошлом  году  первую  весеннюю песенку солнцу спела тут я. А теперь ее должен спеть ты.
     Зинзивер как крикнет:
     - Пинь-пинь-черр! Ты  права.  Это  я  могу.  Голос  у  меня  сильный, звонкий, - на весь нгород хватит. Остаемся тут!
     Стали они искать себе помещение. Но это оказалось очень трудно.
     В городе не то что в лесу: тут и зимой все дупла, скворешни,  гнезда, даже щели за окнами и под крышами заняты. В том  воробьином  гнездышке  за
оконницей, где встретила елку Зинька в прошлом  году,  теперь  жило  целое семейство молодых воробьев.
     Но и тут Зиньке помог Старый Воробей. Он сказал ей:
     - Слетайте-ка вон в тот домик, вон - с красной крышей и садиком.  Там я видел девочку, которая все что-то  ковыряла  долотом  в  полене.  Уж  не готовит ли она вам - синичкам - хорошенькую дуплянку?
     Зинька и Зинзивер сейчас же полетели к домику  с  красной  крышей.  И кого же они первым  делом  увидели  в  саду,  на  дереве?  Того  страшного бородатого охотника, который чуть насмерть не застрелил Зинзивера.
     Охотник одной рукой прижимал дуплянку к дереву,  а  в  другой  держал молоток и гвозди. Он наклонился вниз и крикнул:
     - Так, что ли?
     И снизу, с земли, ему ответила тоненьким голоском Манюня:
     - Так, хорошо!
     И бородатый  охотник  большими  гвоздями  крепко  прибил  дуплянку  к стволу, а потом слез с дерева.
     Зинька и Зинзивер сейчас же заглянули в дуплянку и решили, что лучшей квартиры они никогда  и  не  видели:  Манюня  выдолбила  в  полене  уютное угубокое дуплишко и даже положила в него мягкого,  теплого  пера,  пуха  и шерсти.
     Месяц пролетел незаметно; никто не беспокоил тут  синичек,  а  Манюня каждое утро приносила им еду на столик, нарочно приделанный к ветке.
     А под самый Новый год случилось еще одно - последнее в  этом  году  - важное событие: Манюнин отец, который иногда уезжал  за  город  на  охоту, привез нревиданную птицу, посмотреть на которую сбежались все соседи.

     Это была большущая белоснежная сова, - до того белоснежная, что когда охотник бросил ее на  снег,  сову  только  с  большим  трудом  можно  было разглядеть.
     - Это злая зимняя гостья у нас, - объяснял отец Манюне и  соседям:  - полярная сова. Она одинаково хорошо видит и днем и ночью. И от  ее  когтей нет спасенья ни мыши, ни куропатке, ни зайцу на земле, ни белке на дереве. Летает она совсем бесшумно, а как ее трудно заметить, когда  кругом  снег, сами видите.
     Конечно, ни Зинька, ни Зинзивер ни слова  не  поняли  из  объхяснения бородатого охотника. Но оба они  отлично  поняли,  кого  убил  охотник.  И Зинзивер так громко крикнул: "Пинь-пинь-черр! Невидимка!" - что сейчас  же со всех крыш и дворов слетелись все городские  воробьи,  вороны,  галки  - посмотреть на чудовище.
     А вечером у Манюни была елка,  дети  кричали  и  топали,  но  синички нисколько на них за это не сердились.  Теперь  они  знали,  что  с  елкой, украшенной огнями, снегом и игрушками, приходит Новый год, а с Новым годом возвращается к нам солнце и приносит много норвых радостей.