Михаил Михайлович ПРИШВИН

 Удивляюсь на раков - до чего много, кажется, напутано у них лишнего: сколько ног, какие усы, какие клешни, и ходят хвостом наперед, и хвост называется шейкой. Но всего более дивило меня в детстве, что когда раков соберут в ведро, то они между собой начинают шептаться. Вот шепчутся, вот шепчутся, а о чем - не поймешь.
 И когда скажут: "раки перешептались", это значит - они умерли и вся их рачья жизнь в шепот ушла.
 В нашей речке Вертушинке раньше, в мое время, раков было больше, чем рыбы. И вот однажды бабушка Домна Ивановна со внучкой своей Зиночкой собрались к нам на Вертушину за раками. Бабушка со внучкой пришли к нам вечером, отдохнули немного - и на реку. Там они расставили свои рачьи сеточки. Эти рачьи сачки у нас все делают сами: загибается ивовый прутик кружком, кружок обтягивается сеткой от старого невода, на сетку кладется кусочек мяса или чего-нибудь, а лучше всего кусочек жареной и духовитой для раков лягушки. Сеточки опускают на дно. Учуяв запах жареной лягушки, раки вылезают из береговых печур и ползут на сетки.
 Время от времени сачки за веревки вытаскивают кверху, снимают раков и опять опускают.
 Простая это штука. Всю ночь бабушка со внучкой вытаскивали раков, наловили целую большую корзину и утром собрались назад - за десять верст к себе в деревню. Солнышко взошло, бабушка со внучкой идут, распарились, разморились. Им уж теперь не до раков, только бы добраться домой.
 - Не перешептались бы раки, - сказала бабушка.
 Зиночка прислушалась.
 Раки в корзинке шептались за спиной бабушки.
 - О чем они шепчутся? - спросила Зиночка.
 - Перед смертью, внученька, друг с другом прощаются.
 А раки в это время совсем не шептались. Они только терлись друг о друга шершавыми костяными бочками, клешнями, усиками, шейками, и от этого людям казалось, будто от них шепот идет. Не умирать раки собирались, а жить хотели. Каждый рак свои ножки пускал в дело, чтобы хоть где-нибудь найти дырочку, и дырочка нашлась в корзинке, как раз чтобы самому крупному раку пролезть. Один рак вылез крупный, за ним более мелкие шутя выбрались, и пошло и пошло: из корзинки - на бабушкину кацавейку, с кацавейки - на юбку, с юбки - на дорожку, с дорожки - в траву, а из травы рукой подать речка.
 Солнце палит и палит. Бабушка со внучкой идут и идут, а раки ползут и ползут.
 Вот подходят Домна Ивановна с Зиночкой к деревне. Вдруг бабушка остановилась, слушает, что в корзинке у раков делается, и ничего не слышит. А что корзинка-то легкая стала, ей и невдомек: не спавши ночь, до того уходилась старуха, что и плеч не чует.
 - Раки-то, внученька, - сказала бабушка, - должно быть, перешептались.
 - Померли? - спросила девочка.
 - Уснули, - ответила бабушка, - не шепчутся больше.
 Пришли к избе. Сняла бабушка корзинку, подняла тряпку:
 - Батюшки родимые, да где же раки-то?
 Зиночка заглянула - корзинка пустая.
 Поглядела бабушка на внучку - и только руками развела.
 - Вот они, раки-то, - сказала она, - шептались! Я думала - они это друг с другом перед смертью, а они это с нами, дураками, прощались!