Софья Леонидовна ПРОКОФЬЕВА

    Была сырая ветреная ночь.
    Милиционер Петров Василий Семенович стоял на посту.
    Тяжелые тучи ползли по небу. Наверное, им  было  скучно  плыть  над тихим, крепко спящим городом, и, чтобы хоть немного развлечься, каждая из них превратилась в какого-то  невиданного  зверя.  Они  по  очереди наползали на луну.
    "Вот  сейчас  луну  проглотил  лев,  -  рассматривал   их   Василий Семенович, - нет, пожалуй, это не лев. Скорее крокодил, а его три ноги больше всего напоминают тол-стые ножки рояля..."
    Все дома стояли темные, притихшие. Только на верхнем  этаже  самого высокого дома голубым светом горело одно окно.  Оно  всегда  не  гасло дольше  других.  Как  буд-то  боялось,  что  Василию  Семеновичу  будет тоскливо одному на темной улице. Но вот и оно погасло.
    Улицу не спеша перешел серый кот. Он  шел,  мягко  извиваясь  своим длинным тощим телом.
    Милиционер Петров отлично знал этого кота. Да и кто же его не знал? Еще бы! Ведь этот кот был первый плут и воришка во всем районе.
    Звали его - Кот Ангорский, хотя на самом деле  это  был  совершенно обыкно-венный, подзаборный, ничуть не пушистый кот.
    Имя "Кот Ангорский" придумал  его  хозяин.  Дело  в  том,  что  его хозяин...
    Но нет, нет, нет! Не будем торопиться! Пока о его хозяине ни слова. Мы  еще  успеем  с  ним  хорошенько  познакомиться.  Мы   еще   успеем встретиться с ним не один раз. А пока...
    Кот Ангорский спокойно и равнодушно посмотрел на Василия Семеновича пло-скими, ярко блеснувшими серебряными глазами.
    В зубах он держал сосиску в целлофане. Еще двенадцать  точно  таких же соси-сок, одна  за  другой,  волочились  за  ним  по  земле,  словно небольшой поезд из двена-дцати вагончиков.
    Луна на минуту выглянула  из  живота  диковинной  рыбы  с  длинными ушами.
    Кот Ангорский мягко перешагнул через трамвайные рельсы  -  сосиски, побле-скивая целлофаном, запрыгали вслед за ним.
    Кот свернул в черную подворотню и исчез.
    - Ах, непорядок... - поморщился Василий Семенович.  -  Ясное  дело, стянул он у кого-нибудь эти сосиски, не иначе. Утром люди проснутся  - где сосиски? А ведь тут зав-трак на целую семью...
    Василий Семенович, продолжая огорченно хмуриться, достал  из  пачки папиро-су и сунул ее в рот. Он рассеянно похлопал себя по карманам,  но спичек в карманах не нащупал.
    Василий Семенович оглянулся. Ни одного прохожего не было  видно  на улице. Ни в одном окне не горел свет.
    - Где же, однако,  раздобыть  спички?  -  оглядываясь,  пробормотал Василий Се-менович.
       И вдруг...
       Да,  мой  читатель,  именно  "вдруг".   Потому   что   удивительное начинается всегда неожиданно. Без всякого предупреждения,  без  звонка по телефону... Вдруг - оно началось!
       Вдруг...
       ...Произошло  нечто  невероятное:  Василий  Семенович  увидел  алый огонек на кончике своей папиросы.
   Папироса раскурилась сама собой. Кверху поднимался голубоватый  дым завитушками.
   Василий Семенович от неожиданности чуть не выронил папиросу.
   Но тут он удивился еще больше. На красном тлеющем кончике  папиросы сидел малень-кий человечек.
   Он был весь словно выгнут из тонкой золотой проволоки.  Его  прямые волосы торчали в разные стороны, как иглы ежа, а  большие  уши  сильно оттопыривались.
   На  человечке  были  узкие  джинсы  и  смешная  куцая  курточка  на "молнии".
   Он сидел совершенно спокойно. Запрокинув голову и  опершись  позади себя руками о папиросу, он глядел на луну.
   При этом он рассеянно покачивал одной ногой в разношенном  башмаке. Башмак, пожа-луй, был даже слишком велик, того гляди  свалится.  Вторая нога была босая. Василий Семенович отлично разглядел круглую  пятку  и пять маленьких пальчиков.
   Да, не будем скрывать, Василий Семенович удивился. Мало  этого,  он даже растерялся.
   Но  больше  всего  Василия  Семеновича  поразило   выражение   лица маленького чело-вечка.
   Человечек глядел на луну печальным, унылым взглядом. Именно унылым, даже каким-то безнадежным. Он зябко передернул плечами.
   Потом  человечек  зашевелил  губами,  что-то  забормотал  негромко, словно про себя. Но Василий Семенович все-таки расслышал.
   -  Честное  слово...  Честное  рыжее...  Я  знаю   точно-наверняка-непременно-без всякого сомнения: Солнышко опять встанет. Никуда оно не денется. Кто не верит... ну и пусть... ему же хуже... А я  -  верю!  И  все-таки как грустно жить ночью...
   Василий Семенович, конечно, ничего не понял. "Я не сплю, -  подумал он.  -  Потому  что  заснуть  на  посту  я  не  мог   ни   при   каких обстоятельствах. Это исключено. Но в таком случае: кто это?  Или:  что это? Если это "кто-то", то кто это? А если это "что-то", то  что  это? Непонятно!" В конце концов Василию Семеновичу показалось, что вся  его голова набита одними вопросительными знаками.
   Вдруг  человечек  с  озабоченным   видом   повернулся   к   Василию Семеновичу.
   - Я уверен, вы знаете. Ну, конечно, вы знаете,  вы  просто  обязаны знать: у кого в этом городе больше всего веснушек?
   Думаю, никому не известно, какие именно  вопросы  задают  маленькие человечки, си-дящие на кончике папиросы. Но этот вопрос, скажем  прямо, застал Василия Семеновича врасплох.
   - Ну, веснушек, - чуть нетерпеливо повторил человечек. Он брезгливо отмахнулся от струйки дыма и постучал пальцем по своему носу и  щекам:
- Таких чудесных, очаровательных рыжих веснушек.
   Василий Семенович откашлялся.
   - Я вас понял, - хрипловато ответил он. - Веснушек. Конопушек, да?
   И Василий Семенович тоже постучал пальцем по своему носу и щекам.
   На луну, как наволочка на подушку, натянулось такое темное  облако, что она совсем исчезла.
   Что такое? Это было уже совсем странно, непонятно и необъяснимо.
   Маленький человечек в темноте светился.
   Конечно, не очень ярко. Ну, не так, как  стосвечовая  электрическая лампочка. Я не оши-бусь, если скажу,  что  он  светился  как  маленький карманный фонарик.
   "Я должен сейчас же понять, что это такое, - страдальчески морщась, подумал Василий Семенович, - иначе... Но что же иначе?..  Нет,  скорее всего, это просто игрушка. Конечно, это игрушка.  Что  я,  собственно, разволновался?    Великолепная,     разговаривающая     игрушка     на транзисторах..."
   У Василия Семеновича как-то сразу отлегло от сердца.
   - Больше всего веснушек у Зины-первоклашки, - уже гораздо спокойней сказал он.
   - У Зины-первоклашки? - заинтересовался человечек.
   - Впрочем, нет, - спохватился Василий Семенович, - пожалуй, у  Кати с Большой Почто-вой.
   - Знаете, иногда одна веснушка может решить все дело, - доверчиво и серьезно сказал маленький человечек. -  Так  вы  говорите,  у  Кати  с Большой Почтовой?.. Ох, спина за-текла. Даже мурашки бегают...
   Человечек кряхтя встал на ноги, выпрямился, охнул и потер поясницу.
   Василия Семеновича вновь охватили сомнения.
   "Могут ли у игрушки бегать по спине мурашки? - подумал  он.  -  Ну, конечно, не мо-гут..."
   - Что-то по ночам спину ломит, - пожаловался человечек. - Все с тех пор, как я целый день зимой просидел на льду. Там подо  льдом  плавала одна моя знакомая рыба. Такая  славная  рыбешка.  Ну,  мне  надо  было сказать ей пару слов  по  секрету.  Знаете,  если  хотите  кому-нибудь рассказать секрет, не найдете никого лучше рыбы. Никому не раз-болтает.
   "Ох, могут ли быть у игрушки секреты?  -  опять  с  тоской  подумал Василий Семено-вич. - Ну, конечно, не могут..."
   Человечек быстро пробежал по папиросе, перескочил на  руку  Василия Семеновича. Топ-топ-топ! Василий Семенович чувствовал каждый  его  шаг на своей руке.
   Человечек прыгнул к нему на рукав.  Добежал  до  локтя,  запрокинул голову. Посмотрел на Василия Семеновича.
   - Конечно, о чем речь? Я прожег  льдину  насквозь.  Но  с  тех  пор что-то спину ломит. Особенно  по  ночам...  Вообще,  не  люблю,  когда ночь... Зачем, зачем она, эта ночь?..
   Лицо у человечка стало совсем печальным. Он соскочил вниз  и  пошел по улице, пону-рившись, глядя себе под ноги.
   Он шел и слабо светился, словно фонарик позади машины. При этом  он чуть прихрамы-вал. Ведь одна его нога была обута в башмачок,  другая  - босая.
   Еще Василий Семенович разглядел, что карманы его куртки были чем-то туго набиты. Они так сильно оттопыривались, что он задевал их  руками, когда шел.
   Человечек казался таким беззащитным, что  Василию  Семеновичу  даже стало страшно за него. Ведь любой прохожий мог нечаянно  наступить  на него, раздавить подошвой.
   Человечек  дошел  до  угла,  обернулся,  дружелюбно  поднял  кверху светящуюся ла-дошку и скрылся.
   Василий Семенович остался один посреди темной улицы.  Высокие  дома пристально смотрели на него черными окнами.
   "Что же это? - уже в который раз  задал  себе  все  тот  же  вопрос Василий Семенович. - Теперь я так и буду мучиться, пока  не  разберусь до конца во всей этой невероятной  ис-тории.  Знаю  я  свой  несчастный характер. Не будет мне  теперь  покоя,  пока  не  пойму:  кто  же  это все-таки сидел на кончике моей папиросы?"



   - Никогда больше не пойду во двор! - Катя топнула ногой. -  Хочешь, я сейчас дам чест-ное слово, что никогда не пойду во двор? Ну,  хочешь, хочешь?
   - Нет, нет, не хочу, - поспешно сказала мама, -  и  вообще,  давать честное слово по пус-тякам, куда это годится?
   - Да, тебе с папой все пустяки, - с горьким укором сказала Катя.  - Я вот недавно  палец  порезала  прямо  до  кости,  а  папа  говорит  - "пустяки".
   - Может быть, не до кости?.. - осторожно заметила мама.
   - Не видала, а говоришь. - Губы у Кати задрожали, на глаза набежали слезы.
   - Опять Васька дразнился? - догадалась мама.
   -  Рыжая,  конопатая,  нос  лопатою,  -  проворчала  Катя,   угрюмо отвернувшись.
   - Вот я поговорю с его бабушкой!
   - Ты что? - Катя резко повернулась к маме.  -  Хочешь,  чтобы  меня дразнили: "Ябеда, корябеда,  турецкий  барабан.  Кто  на  нем  играет? Катька-таракан".  Или:   "Ябеда-доносчица,   курица-извозчица"   Этого хочешь, да?
   - Ну, тогда сами разбирайтесь. Что я могу?.. -  беспомощно  развела руками мама.
   Но тут мама посмотрела на часы и стала уже другой мамой.  Это  была мама, опазды-вающая на работу.
   На маму как-то сам собой наделся строгий синий костюм,  прыгнула  в руки сумочка.
   Мама поставила перед Катей тарелку  с  манной  кашей,  где  круглым желтым глазком плавал кусок подтаявшего масла.
   - Съешь кашу  и  гулять,  гулять,  -  распорядилась  мама.  Наскоро поцеловала Катю в ухо. Дверь за ней резко захлопнулась.
   - Вот дам честное слово, что не пойду гулять, тогда все,  права  не имеете... - проворчала Катя.
   Катя подперла щеки кулаками и задумалась. Ей было о  чем  подумать. Дело в том, что под самое утро ей приснился удивительный сон. Она даже засомневалась, может это и не сон вовсе. Но оказалось,  все-таки  сон. Что-то теплое приятно щекотало ей то нос, то ще-ку, то  лоб.  При  этом чей-то тоненький голосок восхищенно приговаривал:
   - Девятьсот  девяносто  восемь...  Какая  кругленькая...  девятьсот девяносто  девять...  А  эта,  нет,  вы  только  посмотрите  до   чего золотая... Тысяча... Тысяча и  еще  одна...  А  вот  в  эту  я  просто влюбился!..
   Катя лежала зажмурившись.  Открывать  глаза  не  стоило.  Известное дело: проснешься, и все.
   А голосок, не уставая, все считал и  считал:  тысяча  двести  пять, тысяча двести шесть...
   - О-о! - послышался восторженный стон. - Эта на  звездочку  похожа! Ну, просто ред-кость! В музей надо такую. В музей для веснушек.
   Тут Катя, как ни крепилась, все же не выдержала, повернула голову и открыла глаза. И, конечно, все испортила. Голосок тут  же  смолк.  Сон кончился. "Как бы сделать, чтобы еще такой сон приснился?" -  подумала Катя.
   - Тону! Спасите! Помогите! - вдруг кто-то отчаянно закричал  совсем близко, совсем ря-дом с Катей. Катя вскочила, испуганно огляделась.
   - Тону! Засасывает! Тащи меня из этого болота! - опять раздался тот же голос. Голос был тонкий, пронзительный и почему-то  знакомый.  Катя быстро посмотрела во все стороны, заглянула под стол,  задрала  голову кверху. Нет, потолок и люстра, конечно, и не думали тонуть.
   - Да тут я! Здесь! - надрывался  голосишко.  -  Куда  ты  смотришь? Ниже. Еще ниже. Глупая девчонка! Смотри на стол! Смотри в  тарелку!  В кашу гляди!
   И тут Катя увидела, что из манной  каши  торчит  маленькая  круглая головка и две тон-кие руки с отчаянно растопыренными пальцами. Катя  от изумления застыла на месте. Крепко за жмурилась, снова открыла  глаза. Нет, человечек не исчез.
   - Подцепи меня ложкой!  -  человечек  сердито  захлопал  руками  по манной каше. - Ну, что ты стоишь? Не знаешь, что такое ложка?
   У Кати в голове был какой-то туман. Но она послушно схватила ложку, поддела ею ма-ленького человечка. Человечек,  весь  облепленный  манной кашей, словно муха, попав-шая в банку с вареньем, с трудом  переполз  к Кате на руку. Стал отряхиваться, счищать с себя кашу.
   - Я сидел на тарелке, а краешек был  в  масле.  Я  поскользнулся  и вжик!..  -  недоволь-ным  голосом  объяснил   человечек.   -   Вот   уж действительно глупая глупость!
   Он завел руку за спину, досадливо сморщил лицо, стараясь  соскрести кашу со спины. Катя заколебалась:  может,  помочь  ему?  А  вдруг  еще обидится?
   - Ну что, довольна? - сердито проворчал человечек. - Я тону, а она, видите ли, по сторо-нам глазеет. Не хватает  только,  чтобы  ты  начала себя щипать!..
   Человечек косо, подозрительно поглядел на нее. Катя моргнула.
   - Терпеть не могу, - когда люди, познакомившись со  мной,  начинают себя щипать, - че-ловечек язвительно скривил губы. - Мол, мне  все  это только снится. Сейчас ущипну себя побольней и проснусь.  Может,  и  ты думаешь: "А вдруг мне это только снится?"
   - Да, - еле слышно выдохнула Катя.
   - Вот-вот!.. - с глубокой обидой кивнул человечек. -  Так  и  давай считать: я тебе только снюсь.
   Катя в растерянности промолчала, не зная, что сказать.
   - Конечно, меня нет, - пробормотал человечек, низко опустив голову.
- Не было и нет. И, скорее всего, никогда не будет. Очень приятно  это выяснить наконец-то.
   - Нет, ты, наверное, есть, - прошептала Катя.
   - Наверно! - так и подскочил человечек. С горьким упреком посмотрел на нее. - Ах, на-верное?.. Если хочешь знать, это еще обиднее. Не то  я есть, не то меня нет!
   - Да нет, ты есть! - смущенно сказала Катя.
   - Нет уж: теперь поздно, - у человечка задрожал голос. - Все  ясно. Меня нет. Что уж тут... И не утешай...
   - Но я же тебя вижу. И потом, ты - теплый! - с мольбой  воскликнула Катя. - Честное слово - ты есть!
   - Тогда зачем же  весь  этот  шум  и  скандал?  -  вдруг  повеселел человечек.
   Он засмеялся, привстал на цыпочки, потянулся.
   - Эй рыжая, конопатая! Чего там задано по математике? -  послышался со двора гнуса-вый Васькин голос.
   Это  просто  удивительно,  каким  противным  голосом  умел  кричать Васька. Он нароч-но зажимал нос двумя пальцами,  чтобы  получилось  еще противней. Нет, недаром Катя всегда считала, что жить на первом  этаже - мученье. Конечно, не всем людям, а только рыжим.  Особенно,  если  у них еще веснушки... По справедливости им  должны  давать  квартиры  на самом верхнем этаже самого  высокого  дома.  Чтоб  никакой  Васька  не
докричался.
   И почему это он всегда  только  у  нее  узнает  уроки?  Никогда  не спросит у Нинки-блондинки или еще у кого-нибудь из девчонок. Только  у нее.
   - Эй, рыжая в крапинку, пойди умойся! Дай  уроки,  не  жадничай!  - надрывался во дво-ре Васька.
   -  Если  я  не  ошибаюсь,  он  сказал  "рыжая  в   крапинку"?..   - сощурившись, протянул человечек, приставив к уху ладошку, чтобы  лучше слышать. - Кто это?
   - Да так, один мальчишка с  нашего  двора,  -  неохотно  призналась Катя.
   - Скорее-быстрее-сейчас же-немедленно покажи мне этого мальчишку! - воскликнул че-ловечек. Он сердито и обиженно посмотрел на Катю.
   Его маленькие ножки стали очень  горячими.  Они  так  и  жгли  Кате ладонь. Особенно левая, босая, без башмака. Катя  скривилась,  но,  не охнув, стерпела боль.
   - Во двор! - скомандовал человечек.



   Катя вышла из темного подъезда на солнце, зажмурилась.
   Человечек доверчиво пристроился на ее плече. Сидел,  держась  рукой за край воротни-ка. Слабо грел кожу сквозь платье.
   - Солнышко... - вдруг тихо и мечтательно сказал человечек.
   "Живой, а такой маленький, - подумала Катя. - Я  и  не  знала,  что такие человечки бы-вают на свете. Мама мне никогда  не  говорила,  и  в школе мы еще такого не проходили. Наверное, на будущий  год  проходить будем. А какой славный. Ох, до чего ж здорово, что  я  уже  все  уроки выучила!.." И правда, когда такое случилось, кому это захочется решать задачи или списывать упражнения?  К  счастью,  Васьки  нигде  не  было видно. Катя,  стараясь  держать  спину  прямо,  осторожно  присела  на лавочку.
   - Когда такое солнышко, и настроение, между прочим, совсем  другое. Правда? - довер-чиво сказал человечек. И, не дожидаясь Катиного ответа, словно уверенный, что она обя-зательно скажет "да", весело затараторил:
- Был я у Зинки-первоклашки, был. У нее тоже мировые веснушки. Так что ты не очень-то... Не одной тебе повезло.
   Катя даже вздрогнула от удивления.
   - Значит, прыгнул я в форточку, - продолжал человечек. - Понимаешь, терпеть не могу проходить сквозь стекло. Вот уж  глупая  глупость  эти стекла. Зачем их только вставля-ют? Лезешь сквозь  него,  лезешь,  даже жарко станет. Но тут форточка была открыта.  Удачно  получилось.  Пока Зинка-первоклашка спала, я все ее веснушки пересчитал. Правда,  сперва она спала, уткнувшись носом в подушку. Но все равно,  у  тебя  на  три
веснушки больше.  -  Человечек  вдруг  застенчиво  улыбнулся.  Теплый, прижался к Ка-тиной шее, сказал совсем тихо: - Знаешь что? Хочешь, зови меня просто Веснушка. И еще... - Веснушка посмотрел ей прямо в  глаза.
- Пусть твое окно всегда будет открытым.  Чтоб  я  всегда  мог  войти. Ладно?
   Катя кивнула.
   Мимо Кати прошел большой тощий пес со впалыми боками.
   У него была удивительно грустная морда. Огорченные уши. И шерсть  - печального цве-та. Да, да! Не серая, не рыжая, а именно печальная.
   Проходя  мимо  Кати,  он  посмотрел  на  нее  печальными,  любящими глазами, вздох-нул.
   - Привет, Пудель! - тихонько окликнула его Катя.
   - Тоже мне, пудель, - фыркнул Веснушка. - Никогда не  видел  собаки менее пудельной, чем эта. Это же самая раздворняжная дворняга, какую я только когда-либо видел.
   - Не пудель, - согласилась Катя. - Только  его  хозяин  стесняется,
что он просто дворняга. Вот он и дал  ему  имя  попородистей:  Пудель. Знаешь, какой он противный!
   - Кто, Пудель?
   - Да нет, его хозяин.
   - Сам виноват твой Пудель, - Веснушка осуждающе покачал головой.  - О-хо-хо! Надо было глядеть, кого выбирать.
   Катя вытаращила глаза.
   - Как это глядеть? Ведь это  хозяин  выбирает  себе  собаку,  а  не собака хозяина.
   - Ну и глупо, - пожал  плечами  Веснушка.  И  считаю,  вне  всякого сомнения, собака сама должна выбирать себе хозяина. Солидней надо себя держать, солидней. Прийти, по-смотреть не торопясь, все как следует  не спеша обдумать. Не хватать кого попало, перво-го  встречного.  Если  не понравится, так прямо и сказать: "Извините, вы и ваша конура не совсем в моем вкусе". А если понравится, не суетиться, не  кидаться  на  шею. Согласить-ся вежливо. Главное, с достоинством. Например, сказать: - "Ну что ж. Не возражаю. Беру вас в хозяева".  Или:  "Я  согласен.  Вы  мне милы". Это было бы гораздо лучше.
   "Правда, лучше, - подумала Катя. Тихонько вздохнула. - Вот не знаю, но почему-то мне кажется: Пудель выбрал бы в хозяйки меня".
   Рядом с Катей на лавку уселся воробей. Вид боевой, перышки на шее - торчком, хвост выщипан в драках.
   Увидев Веснушку, от восторга разинул клюв, замахал крыльями,  будто собираясь упасть в обморок. Ничуть не  боясь,  начал  все  боком-боком подбираться ближе.
   Веснушка спокойно кивнул воробью, как старому знакомому.
   Воробей  затанцевал  на   скамейке,   захлебываясь   от   восторга, зачирикал.
   - Ничего, спасибо, так, понемножку, - чинно ответил Веснушка.
   Воробей опять что-то радостно и пронзительно  чирикнул,  но  вдруг, словно поперх-нувшись, смолк, взлетел кверху и повис над  Катей,  треща короткими крылышками.
   В эту минуту откуда-то  сзади  через  спинку  скамейки  протянулась длинная рука.
   Рука - цоп! Схватила Веснушку.
   Это был, конечно, Васька. Конечно, он! Кто  же  еще?  Наверное,  он только для того и родился, чтобы отравлять Кате жизнь.
   - Заводной человечек! - завопил Васька.
   Он сунул Веснушку в карман, рывком перелетел через клумбу и понесся к воротам.
   - Отдай! - отчаянно закричала Катя и бросилась за ним вдогонку.
   Но она сразу поняла, что ей не догнать Ваську. Еще  бы.  У  него  и ноги были совсем  особенные,  тренированные.  Если  ты  всех  мучаешь, дразнишь, изводишь, то и бегать надо  уметь  быстрее  всех  на  свете. Расстояние между ними все увеличивалось.
   - Рыжая, конопатая, нос лопа-а-а!..
   Васька вдруг с разбегу остановился, расставив ноги, с ужасом  глядя на карман своей куртки,  куда  он  сунул  Веснушку.  Из  его  кармана, разрастаясь,  клубами  валил  густой  черно-бурый  дым.  Да,  это  был настоящий пожар в кармане! Можно было  подумать,  что  в  кармане  его куртки развели небольшой костер. Васька закрутился на месте,  мет-нулся в сторону - но попробуй-ка убеги от собственного кармана!
   - Спасите меня! Тушите меня! - заорал  Васька,  кашляя  от  дыма  и бестолково махая руками. Катя  подбежала  поближе.  Ой!  Она  чуть  не наступила на Веснушку.  Веснушка  лежал  на  тротуаре,  закрыв  глаза, безжизненно раскинув руки в стороны.
   - Убился!.. - в отчаянии вскрикнула Катя.
   - Не совсем... - томным, умирающим голосом  проговорил  Веснушка  и почесал одну ногу о другую. Катя быстро подняла Веснушку, подышала  на него, подула. Прижала к себе. Но Веснушка стал такой горячий,  что  ей пришлось  перекидывать  его  с  ладони  на  ладонь,  как  только   что выпеченный пирожок. Тем временем Васька со всех ног, остав-ляя за собой волнистый хвост дыма, мчался на другой конец двора.
   Там дворник дядя Семен с задумчивым видом поливал голую клумбу,  на которой тор-чали только рыжие пучки прошлогодней травы.
   Послышался изумленный и негодующий голос дяди  Семена  -  Васька  с разбегу влетел в падающую струю воды.
   - Ловко я? - Веснушка от удовольствия рассмеялся. Уселся на Катиной ладони, поерзал, устраиваясь поудобнее.
   - А я так испугалась... - призналась Катя.
   -  Чего  пугаться?   Все   просто,   как   Солнышко!   -   Веснушка снисходительно по-смотрел на нее. - Этот мальчишка сунул меня в карман. Представляешь? Кого? Меня! Ку-да? В карман! А  карман  -  это  как  раз такое место, где никогда не бывает Солнышка. Нет, правда, видала ли ты когда-нибудь карман, где светит Солнышко?  Не  знаю,  может  быть,  ты скажешь, что видала? - Веснушка подозрительно посмотрел на Катю.
   - Нет, нет, что ты, я не видала, - поспешно сказала Катя.
   - И я не видал, - кивнул Веснушка. - К тому же я попал  в  какую-то совершенно непод-ходящую, можно даже  сказать,  сомнительную  компанию. Какие-то липкие бумажки от конфет, ржавые гайки, сломанная  зажигалка, гнутый гвоздь. Может, для тебя это и под-ходящая компания, но для  меня - уж извините! Не можешь себе представить, как  я  разо-злился.  О  чем речь? Я скорее-быстрее-сейчас же-немедленно подпалил  бумажки,  про-жег карман - и вот я на свободе! - Веснушка доверчиво  похлопал  рукой  по Катиной ла-дони. - Знаешь, я так и знал,  что  сразу  начнутся  веселые приключения! Поэтому я и  ра-зыскал  тебя.  Только  я  боялся,  что  ты гордая.
   - Я?! - удивилась Катя.
   - Ну да. Конечно. Ведь тебе все завидуют.
   - Мне?! - Катя удивилась еще больше.  Она  даже  невольно  оглядела свое платье, голые поцарапанные коленки, сандалии: ну чему  тут  можно завидовать?
   - Еще бы, - убежденно сказал Веснушка. -  Я  так  рад,  что  ты  не зазнайка и не задира-ешь нос. Другая бы на твоем месте  с  такими-то... Ой! Так и есть!
   Веснушка вскочил на ноги, начал испуганно  быстро-быстро  ощупывать свои карманы.
   И, словно  убедившись  в  чем-то,  всплеснул  руками,  с  отчаянием посмотрел на Катю, закусил губу.
   - Что, что случилось? - испугалась Катя.
   - Половина просыпалась... - сказал Веснушка убитым голосом.
   - Половина... чего?
   - Вот глупая - с раздражением  воскликнул  маленький  человечек.  - Чего? Чего? Поло-вина веснушек! У меня карманы  были  набиты  чудесными веснушками.  Да  не  какой-нибудь  мелочью,  ерундой,  которых  и   не разглядишь вовсе. А крупными, отборными веснушками, одна к  одной.  Да вон они!
   И  правда,  на  том  месте,  где  лежал  Веснушка,  вывалившись  из Васькиного кармана, весь асфальт блестел  золотыми  крапинками.  Будто шел маляр, нес ведро с золотой  крас-кой,  тряхнул  кистью  и  обрызгал асфальт сверкающими каплями.
   - Я сейчас соберу их, -  неуверенно  сказала  Катя.  Веснушка  было нахмурился, но вдруг улыбнулся.
   - Нет уж, не соберешь, - он сказал это даже с какой-то гордостью. - Зимой, ничего не по-делаешь, поблекнут немного. А как  весна  наступит, солнышко пригреет - так сама уви-дишь, как заблестят. Веснушки: это  уж навсегда!



   Первым увидел рассыпанные веснушки пес Пудель. Он  как-то  неумело, неуверенно за-вилял хвостом,  его  огорченные  уши  дрогнули.  С  немым восхищением он обнюхал вес-нушки  и  даже  почтительно  лизнул  асфальт языком.
   - Какая прелесть! Веснушки на асфальте! - воскликнул  скрипач  дядя Федя.
   Он резко остановился и, чтобы не наступить на  веснушки,  вытянулся на цыпочках и взмахнул руками. У дяди Феди были добрые серые  глаза  и такие толстые губы, что даже немного мешали ему разговаривать.
   - Это необыкновенно и очень красиво, - негромко сказал дядя Федя.
   - А, ладно, ничего, что  просыпались...  -  беспечно  махнул  рукой Веснушка. - Правда,  красиво.  Насколько  я  знаю,  больше  нигде  нет асфальта с веснушками. Даже если обой-ти весь мир два с половиной раза, все равно такого не найдешь. Не знаю, может, ты  и  ви-дела  где-нибудь веснушки на асфальте, а я нет!
   Веснушка, прищурившись, посмотрел на Катю.
   - Нет, что ты, - покачала головой Катя.
   "На асфальте это и вправду красиво, - подумала она, - а вот если на носу...
   Дядя Федя все еще стоял, глядя на золотые крапинки на асфальте.
   - Хм! Этот человек мне решительно нравится.  -  Веснушка  с  важным видом скрестил на груди руки. - Что-то в нем есть такое-этакое...  ну, в общем, рыжее. А  в  веснушках  он  разбирается  просто  здорово.  Ты случайно не знаешь, может, он кончил институт по вес-нушкам?
   - Нет, дядя Федя скрипач, - объяснила Катя, - он на скрипке играет.
   - На скрипке? - оживился Веснушка. - О!.. Знаешь, у  скрипки  звуки такие тонкие-тонкие  и  все  время  чуть-чуть  дрожат.  По  ним  можно скользить, хочешь - вверх, а хо-чешь - вниз.  Или  ухватиться  покрепче обеими  руками,  зажмуриться  -  и  лети   себе   вместе   с   музыкой далеко-далеко. Вот однажды...
   Веснушка вдруг умолк. Его  ноги  обожгли  Кате  ладонь.  Они  стали раскаленными, ну просто, как два уголька.
   -  Нет,  конечно-безусловно-наверняка,  мне  это  только   кажется, мерещится или что-то в этом роде... - быстро  забормотал  Веснушка,  - Потому что этого просто не может быть. Но все-таки, что он делает?
   Невысокий старичок, кряхтя от  усердия,  затирал  толстой  подошвой веснушки на ас-фальте. У него было такое кислое, сморщенное  лицо,  как будто он держал за щекой кру-жочек лимона. Серый косматый шарф, похожий на длинный-предлинный волчий хвост, свисал до земли и мешал ему. Он со злобой  несколько  раз  обмотал  его  вокруг  шеи  и  снова   принялся старательно шаркать ногой.
   - Это Взялииобидели, хозяин Пуделя. Тот самый... - прошептала Катя.
   Дядя Федя бросился к старикашке, за рукав осторожно оттащил  его  в сторонку. Взя-лииобидели тут же придирчиво оглядел рукав: не порвал  ли его дядя Федя, не смял ли, не испачкал?
   Дядя  Федя  быстро  заговорил,  от  волнения  размахивая   длинными нескладными ру-ками:
   - Мой старый учитель... Он в нашем  городе  только  проездом.  Один вечер... Я должен, я непременно должен сыграть ему мою сонату...
   Взялииобидели молча поднял глаза  и  долгим  укоризненным  взглядом оглядел дядю Федю.
   - Значит, так, - сказал он тихим проникновенным  голосом.  -  И  не стыдно вам? И не совестно?
   Дядя Федя с испугом отшатнулся от него.
   - И ведь сколько лет учились, -  голос  Взялииобидели  задрожал.  - Консерваторию кон-чили. И всю для того, чтоб обидеть меня, старика.
   - Чем я вас обидел? - пробормотал дядя Федя.
   - Еще спрашиваете? - Взялииобидели с  возмущением  дернул  себя  за шарф. - Нарочно на скрипке  играете.  Нашли  бы  себе  занятие  тихое, приличное: коробочки бы клеили,  кофточки  вязали.  А  то  нарочно  на скрипке...
   - Но музыка... - дядя Федя в волнении протянул к нему свои  длинные руки.
   - Обидели!.. - вдруг завизжал старикашка и быстро-быстро  засеменил к дому. - Взяли и обидели! Я человек уваваемый!..
   Он, несомненно, хотел сказать "уважаемый", но косматый  шарф  попал ему в рот и по-лучилось "уваваемый".
   Несчастный Пудель покорно и молча поплелся за ним. Вид у  него  при этом был такой виноватый, будто это он сам собственной  лапой  затирал веснушки на асфальте и запрещал дяде Феде играть на скрипке.
   Веснушка в недоумении посмотрел на Катю.
   - Они соседи, понимаешь,  -  объяснила  Катя.  -  Взялииобидели  не разрешает дяде Феде играть на скрипке.  Еще  днем  -  ничего.  А  чуть
вечер, сразу начинает стучать в стенку кулаком  и  кричать:  "Взяли  и обидели! А я человек уважаемый!"
   - Вечер, это когда Солнышко уже не светит. Я так это дело  понимаю, - задумчиво проговорил Веснушка. Он удивительно нежно произнес слово - "Солнышко". - А где живет этот твой Взялииобидели?
   - Вот его окно,  -  Катя  протянула  свободную  руку,  показала.  - Видишь, на всех окнах  занавески,  цветы,  а  у  него  только  бутылка кефира.
   Вдруг Катиной руке стало прохладней. Веснушки на ладони не было.
   Катя в растерянности огляделась. Ей показалось, что в  полуоткрытую форточку Взялииобидели скользнуло что-то маленькое, сверкнувшее желтым огоньком.
   Блеснула круглая золотая пятка босой ноги. Это был Веснушка.



   Дядя Федя играл на скрипке.
   Катя сама видела, как в его  дверь  позвонил  старичок  с  длинными седыми волосами и печальным крючковатым носом.
   Катя подошла к окну. Так музыка была слышнее.
   "Как хорошо, - подумала Катя. - Я понимаю о  чем  рассказывает  эта музыка. Вот темный лес. Это ведут свой  разговор  старые  деревья.  Их
листья и ветви. Ведь они столько знают. А вот ручеек. Он ни о  чем  не думает, так звенит, дребезжит  по  камешкам.  А  это  в  глубине  леса
проснулось страшное чудовище. Вот оно идет по лесу. Как страшно трещат деревья...  Ох,  не  иначе  сейчас  Взялииобидели  начнет  стучать   в стенку..."
   Но почему-то на этот раз Взялииобидели затаился и молчал.
   По двору прошла красавица Нинка-блондинка. В школе Катя  сидела  на парте как раз позади нее. Так что все пять уроков  Катя  видела  перед
собой ее толстую ровную косу и аккуратный коричневый бант на  затылке. Когда Катя ложилась спать и закрывала  глаза,  она  опять  видела  эту ровную золотистую косу и коричневый бант.
   На перемене Катя сторонилась  Нинки-блондинки,  уходила  на  другой конец коридора.
   "Рыжая. Кто это будет дружить с рыжей?" - горько думала она.
   Нинка-блондинка  села  на  лавочку  под   дерево.   Рядом   с   ней пристроились ее закадычные подруги Галя и Валя.
   О чем-то зашептались. Нинка-блондинка рассмеялась.
   "Может, обо мне говорят? Ну и пусть..."
   Сумерки расползлись по двору. Девчонок под деревом стало  почти  не  видно. Только чуть белели лица и коленки.
   Катя снова прислушалась к звукам скрипки.  Странно,  почему  молчит Взялииобидели? Не кричит, не стучит кулаками. Ох, не к добру это...
   "А  вдруг  Взялииобидели  изловил   Веснушку?   -   Катино   сердце вздрогнуло, застучало испуганно  и  часто.  -  Обманул  его,  заманил. Схватил щипцами для сахара. Или ножницами... на кусочки..."
   Катю даже затошнило, стало  познабливать  от  страха.  Не  в  силах  больше ждать, Катя выскользнула на лестницу, поднялась на второй этаж.
   Собралась с духом, нажала звонок. Дверь открыл  сам  Взялииобидели. Серый шарф волочился за ним по полу, собирая клочья пыли.
   - Одолжите, пожалуйста, морковку, - сказала Катя скромным  голосом. Взялииобидели ничего не ответил.  Он  как  будто  и  не  видел  ее.  -
Морковку, - уже шепотом повторила  Катя  и  пальцами  показала  что-то очень маленькое.
   - Морковку?! Не  знаю  я  никакой  морковки!  Не  знаком!  -  вдруг взвизгнул  Взялииобидели  и,  повернувшись,  бегом  бросился  в   свою комнату.
   Катя осталась одна в полутемной передней. Здесь звуки скрипки  были еще слышней. Она на секунду заслушалась, но  тут  из-за  покосившегося
облупленного шкафа вышел Пудель. Весь в  пыли.  Длинная  паутина,  как антенна, натянулась от  правого  уха  до  хвоста.  Посмотрел  на  Катю глубокими строгими глазами. Потом озабоченно мотнул головой в  сторону двери, за  которой  скрылся  Взялииобидели.  Катя  сразу  все  поняла. Тихонько, одним  пальцем,  она  толкнула  дверь  Взялииобидели.  Дверь по-кошачьи  мяукнула  и  открылась.  Всю  комнату   заливал   какой-то странный, необычный свет. За окном стояла  густая  темнота.  Два  окна глядели в комнату, как два пустых черных глаза. А в комнате был  день, ясный солнечный день. Сначала Кате показалось, что это светит  торшер, похожий на гриб-поганку на длинной ножке. Да нет  же!  Ни  за  что  не поверите! Комнату освещал электрический чайник.
   Никогда еще Катя не видела, чтобы комнату  освещали  чайниками.  Но это было именно так. Катя вгляделась... Ой! Да это же Веснушка!
   Он отплясывал какой-то лихой дикий  танец  на  крышке  чайника.  Он взмахивал  руками,  кувыркался  через  голову,  подскакивал,  отчаянно
задирая ноги. Все это он проделывал с такой немыслимой быстротой,  что разглядеть  его  было  почти  невозможно.   Просто   искра,   колючая, сверкающая, танцевала на крышке чайника.
   Взялииобидели, судорожно глотнув воздух, сорвал с  постели  одеяло, крадучись и приседая, подобрался к чайнику и накрыл его одеялом.
   Но Веснушка в последний момент успел выскользнуть из-под  одеяла  и перескочил на хрустальную люстру.
   Что тут началось! Можно было подумать, что в люстру вместо лампочки ввинтили кусочек солнца.
   Теплые лучи, вперемежку с разноцветными зайчиками, желтыми, синими, оранжевыми, завертелись по всей комнате.
   Взялииобидели ухватился за полосатый матрац, наполовину стянул  его с постели, но, видимо, понял, что никакой матрац его не спасет.
   Веснушка прыгал по хрустальным подвескам, каждый его шаг  -  жгучие искры, вспышки, блески так и сыпались с потолка.
   При этом люстра еще хихикала, захлебывалась,  даже  повизгивала  от смеха.
   - Ой! Не могу! Хи-хи-хи! Посмотрите только  на  него!  Ой!  Держите меня, я сейчас упаду! Ха-ха-ха!
   А за стеной пела скрипка. Последний звук, чистый и ясный,  поднялся высоко-высоко, немного погрустил в воздухе и умолк.
   Дядя Федя кончил играть.
   Веснушка перестал прыгать, остановился, как бы  в  нерешительности. Наклонил голову набок, опустил руки. Люстра погасла. В  комнате  стало
сразу темно и мрачно. Слабо светила только одна хрустальная звездочка, на которой стоял Веснушка.
   Веснушка посмотрел в глубокое черное окно, зябко поежился и побежал по  потолку.  Катя  увидела,  что  бежит  он  вниз   головой,   быстро переставляя ножки по пыльному электропроводу.
   Катя протянула руку - Веснушка соскочил ей на ладонь.
   Ух, и горячий же он был - не удержать. Катя принялась изо всех  сил дуть на него.
   Взялииобидели сделал шаг к Кате, но наступил на конец  собственного шарфа и, чуть не задохнувшись, остановился, выпучил глаза.
   - Так вот она какая морковка! - прошипел он. - Вот оно что! Взяли и обидели!
   Кто-то еще зашипел на Катю из-под стола. Это был Кот Ангорский.
   Что ж, настало время сказать, что хозяином Кота  Ангорского,  этого всем известного плута и воришки, был не кто иной, как Взялииобидели.
   Мало того, Кот Ангорский  был  его  любимцем.  И  этого  мало:  Кот Ангорский был его единственным другом. Где прятался все это время  Кот Ангорский - неизвестно. Но зато теперь он с беззаветно  храбрым  видом шипел, взъерошившись и выставив вдоль всей спины шерсть гребешком.  Но Катя не  стала  слушать  их  дружное  шипение.  Она  бегом  проскочила переднюю, где из-за шкафа ее проводили два строгих  любящих  глаза,  и бросилась вниз по лестнице.
   Веснушка сидел у нее на плече. Пока Катя, наклонившись, возилась  с ключом, открывая дверь, он держался за воротник, чтобы не свалиться.
   - Хотел накрыть... Кого? Меня! Чем? Одеялом! - возбужденно бормотал Веснушка. - Но я скорее-быстрее-сейчас же-немедленно...
   На миг он стал таким горячим, что  запахло  чем-то  паленым,  и  от Катиного воротничка пошел дымок.  Катя  отдышалась  только  у  себя  в комнате. Веснушка перескочил на стол. Низко опустив голову  и  заложи руки за спину, он ходил по учебнику математики.  Наискосок  от  одного
уголка к другому Он о чем-то глубоко задумался.
   - Наверное, считаешь, мне это  впервой:  вот  так  устраивать  день посреди ночи? - Веснушка вдруг поднял голову, посмотрел на Катю.
   Катю поразило несчастное выражение его глаз. Губы его дрожали.
   - Совсем недавно мне пришлось вот так же, как сегодня...  В  общем, похожая история. Да, совсем-совсем недавно...
   - Когда недавно? Вчера, что ли? - спросил Катя.
   - А что такое "вчера"? Я не знаю. Вчера - это недавно?
   - Ну да, конечно.
   - Тогда, значит, это было вчера. Хочешь, расскажу?
   - Ой! - только и смогла вымолвить Катя.
   - Но это очень грустная история. Самая печальная в  моей  жизни,  - тихо сказал Веснушка. - Это такая история, которой лучше бы и не было. Все равно рассказать?
   - Да, - тоже почему-то тихо сказала Катя.
   - Тогда слушай. Значит, это случилось вчера.



   Только вчера на земле все было совсем другим. Города были без  этих штучек: без электричества, без метро, без телевизоров. Их тогда еще не
придумали, ничего не придумали.
   - Тогда это было не вчера, - перебила его Катя.
   - Как не вчера? - сердито нахмурился Веснушка. - Ты же сама  только что сказала, что "вчера" - это недавно. А то, что я  хочу  рассказать,
случилось совсем-совсем недавно. Так что не мешай мне и  не  перебивай меня, пожалуйста.
   Веснушка поглядел в окно, придвинулся к Кате поближе.
   - Ну так слушай, - начал свой рассказ Веснушка...
   Вчера все города были еще маленькие. И  вокруг  каждого  -  высокая стена. Девчонки, вроде тебя, носили длинные юбки.  Те,  что  побогаче,
обували шелковые туфельки, вышитые золотом, а всякая  беднота  таскала тяжелые деревянные башмаки. Топ-топ-топ! Так вот. О чем это я? Ах, да! Жили в одном городе братья-кузнецы. Когда не было туч на небе, я любил заглядывать к ним в кузницу. Их было двое, и оба рыжие. Красные  вихры так и  торчали  во  все  стороны.  Мне  нравилось  смотреть,  как  они работают. грохот и звон стояли в кузнице. Хвостатые искры  разлетались и гасли в темных углах. Братья выковывали легкие  кольчуги  и  тяжелые мечи с  узорными  рукоятками.  К  ним  приходили  бедняки  с  суровыми неулыбчивыми лицами. И каждый незаметно уносил под плащом кто  кинжал, кто меч, кто кольчугу.
   Около кузницы часто околачивался юркий  человечек.  Кончик  носа  у него так и вертелся, до того ему хотелось  все  разузнать,  разведать, разнюхать.
   Вот он-то и донес королю, что братья-кузнецы тайно вооружают народ. Чтоб не увидеть мне Солнышка, я сам это слышал. Ведь  как  раз  в  это
время я сидел на королевской короне, забравшись в большой  драгоценный камень.
   - А зачем они это делают? - с недоумением спросил король. Он был не очень-то умен и догадлив, этот король. Но злобы в нем хватило  бы  еще
на несколько королей.
   Доносчик смутился, заюлил.
   -  Во  всяком  случае  не  для  того,  чтобы  защищать  вас,   ваше величество, - наконец намекнул он королю.
   Тут уж король сообразил, о чем речь. Он так хлопнул  себя  по  лбу,
что я чуть не вылетел из драгоценного камня, где устроился так уютно.
   - Они мне дорого за это  заплатят.  Да,  да.  Дорого,  -  прохрипел король.
   Он кликнул стражу.
   - Старшего брата заковать в цепи и бросить в тюрьму, - приказал он. - А младший пусть сегодня же до захода солнца не поленится  внести  за
него выкуп - сто золотых монет. Ну, а если он  предпочтет  проваляться это время на своем тощем тюфяке  или  сыграть  с  приятелями  в  кости
где-нибудь в трактире - пускай потом пеняет на себя. Не будь я король, но на закате голова старшего брата слетит с плеч.
   Под вечер весь город собрался на площади перед дворцом. Сперва меня все это очень забавляло. На балконах расселись знатные дамы  в  пышных платьях. Я затеял с ними развеселую возню.  Налетишь  на  какое-нибудь кольцо или ожерелье, оно засверкает, а  я  отскочу  от  него  и  прямо кому-нибудь  в  глаз.  Бедняга  морщится,   жмурится,   загораживается ладонями, а мне смешно.
   Но вот на площадь вышел палач. Весь  в  черном,  в  черном  длинном капюшоне. Ни на кого не глядя, тяжелым шагом он медленно  поднялся  на помост и встал неподвижно, опершись обеими руками о топор.
   Стражники  вывели  на  площадь  старшего  брата.  Кое-кто  из  моих братишек, те, кто поглупее, обрадовались,  бросились  скакать  по  его цепям.
   Но мне стало как-то не по себе.
   А тут еще чувствую, беда! Солнце тянет меня за собой, а само уходит за дальние горы.
   Я попробовал было его  удержать,  уцепился  за  позолоченный  шпиль колокольни. Да разве Солнышко удержишь?
   И тут сверху, с  колокольни,  я  увидел:  далеко-далеко  за  крутым горным кряжем по узкой дороге скачет младший  брат.  Погоняет  лошадь: вперед, вперед, моя славная лошадка! А  пояс  ему  оттягивает  тяжелый кошель.
   Видно, собрал он все-таки сто золотых. Видно, помогли  ему  в  беде добрые люди, отдали последнее, что имели сами. Но  он  еще  далеко,  а
Солнышко уже наполовину ушло за горы. Только на шпиле  колокольни  еще сидит кое-кто из моих братишек, таких же, как я, самые отчаянные. А на площадь со всех улочек и закоулков уже  выползает  темнота.  И  черная тень палача становится все длиннее, тянется к ногам старшего брата.
   Тут король  медленно,  торжественно  поднял  руку  и  уронил  белый платок.
   - Палач! - воскликнул он. - Солнце уже зашло!
   И тут я решился. Пойми, я решился на  это  от  отчаяния.  В  другое время я бы ни за что этого не сделал. Никогда. Но я не мог иначе.
   Скорее-быстрее-сейчас же-немедленно я спрыгнул с  колокольни  вниз, прямо на топор палача.
   Топор засверкал, заблистал. Я чуть было не порезался -  отточен  он был на совесть.
   Не  представляешь,  как  мне  было  худо!  Ведь   я   всего-навсего обыкновенный солнечный луч... Одним концом я крепко-накрепко прирос  к
Солнцу. И оно тянуло меня за собой.
   Но я уже слышал тяжкий, измученный храп коня и гулкий топот копыт.
   - Палач! - с торжеством завизжал король. - Время истекло! Пора!
   - Нет! - закричали все люди на площади. - Нет!  Последний  луч  еще горит на топоре палача!
   Тут Солнце  так  рвануло  меня...  Мне  показалось,  что  я  сейчас погасну, разорвусь на части от этой  нестерпимой  боли!  Но  я  уперся покрепче... как только мог... изо всех сил...
   О-ох!.. И я оторвался от Солнца!
   А оно, Солнышко, вместе со всеми  моими  братиками  ушло  за  горы. Горные вершины посинели, стали холодными, острыми...
   И в этот миг на площадь влетел всадник. Это  был  младший  брат.  К ногам  короля  тяжело  упал  кошель  с  золотом...  Ну,   дальше   уже
неинтересно...
   Веснушка нахмурился, отвернулся, засопел носом.
   Шаркающей походкой, будто он вдруг состарился, добрался  до  пустой чашки, прошел по краю блюдца, скрестив ноги по-турецки.
   - Нет, пожалуйста, расскажи еще, - взмолилась Катя.
   - Ладно, - вздохнул Веснушка, - хотя, наверное, это самая  грустная история на свете. Так на чем я кончил?
   - На том, что "дальше неинтересно", - подсказала Катя.
   - Неинтересно? - прямо-таки вспыхнул Веснушка.  Он  сердито  дернул "молнию" на курточке сначала вниз, потом вверх.  -  Ах,  так,  значит,
тебе неинтересно?
   - Нет, мне-то интересно, очень интересно, -  попробовала  объяснить Катя. - Это ты сам сказал "дальше неинтересно".
   Веснушка вскочил на ноги. Он хотел выпрыгнуть из чайной ложки,  но, к несчастью, поскользнулся и  упал  на  спину,  задрав  кверху  тонкие
ножки. От этого он рассердился еще больше, обиделся, так и запылал.
   - А ну,  покажи  мне  его,  -  Веснушка  прыгнул  на  край  блюдца, угрожающе стиснул раскаленные кулачки. - Подавай сюда этого  "Дальше"!
Я ему сейчас задам хорошую трепку!
   - Какого "Дальше"? - в недоумении спросила Катя.
   - Какого-какого! Того самого! -  Веснушка  просто  захлебывался  от обиды, гнева. - Ты сказала "Дальше неинтересно". Кто  он  такой,  этот
"Дальше" которому неинтересно, как случилось  это  ужасное  несчастье, как я оторвался от моего Солнышка? Где он?
   - А... - вдруг догадалась Катя. - Да нету никакого "Дальше". Дальше - это значит, ну, что было потом, понимаешь?
   - Если нет никакого "Дальше", так зачем же  ты  подняла  весь  этот шум, устроила скандал? - сердито посмотрел на Катю Веснушка.  -  Ну  и
характер у тебя, как я погляжу...
   Веснушка неодобрительно покачал головой. Но  Катя  видела,  он  уже успокоился. Из красного стал оранжевым, потом желтым.
   - Так на чем я кончил? - снова спросил Веснушка.
   Но Катя из осторожности промолчала, не стала ему подсказывать.
   - Ах, да! - сам вспомнил Веснушка.  -  Я  остался  один  на  темной площади. Не представляешь, как мне было  страшно  и  одиноко.  Ведь  я
совсем не привык  к  самостоятельной  жизни.  К  тому  же,  понимаешь, темнота. Липкая, жадная Темнота-Темнотища, Она окружила  меня  сверху, снизу, со всех сторон. Ты только представь себе:  маленький  солнечный луч один-одинешенек в полной темноте.
   - Смотрите, смотрите! Летающий огонек! - крикнула какая-то  женщина и накрыла меня платком.
   Можешь не сомневаться, я скорее-быстрее-сейчас же-немедленно прожег платок и вылетел на волю.
   Но отовсюду ко мне тянулись руки. Люди кричали, указывали  на  меня пальцами. Скажу  тебе  откровенно,  я  совсем  потерял  голову,  начал
метаться по площади.
   Я налетел на гладкий щит начальника королевской  стражи.  Зацепился за чью-то алебарду.
   Мне  хотелось  только  одного:  куда-нибудь  спрятаться,  скрыться.
Прийти  в  себя,  передохнуть  хоть  немного,  понять,  что  со   мной случилось. И тут мне  повезло:  я  увидел  старый  глиняный  кувшин  с отколотым горлышком, валявшийся на земле. Я нырнул в  него,  скорчился на самом донышке. Кто-то ударил кувшин ногой, и он покатился, дребезжа и подскакивая. Еще счастье, что не развалился.
   Наконец все разошлись, и стало тихо. Тогда бездомные кошки со всего города явились на площадь, чтобы погреть лапы и животы возле  старого, треснувшего кувшина. Ведь кувшин стал очень  теплым  и  грел  не  хуже печки.
   Кошки так ласково и благодарно мурлыкали, что я немного утешился. С тех пор, по правде говоря, я и люблю кошек...
   - А что, все лучи такие же человечки? - спросила Катя.
   - Скажешь тоже! - вскинулся было Веснушка, но тут  же  снова  уныло опустил голову. Заговорил совсем тихо: - Нет, я один такой  на  свете.
Ведь все другие лучи крепко держатся за Солнышко.  По  правде  говоря, когда я оторвался, я был просто клубком спутанных  золотых  ниток.  Но это очень скучно, быть каким-то клубком. Все мысли спутаны-перепутаны. Конечно, можешь не сомневаться, я долго думал, выбирал: кем мне стать? Прикидывал и так и эдак. Думал, может быть, мне стать солнечной кошкой или солнечной собакой? Но я к тому времени уже немного разобрался, что к чему тут у вас на земле. Поэтому я и решил стать  не  кем-нибудь,  а солнечным человечком. Это мне показалось. лучше всего.
   "Правда, лучше", - подумала Катя.
   - Мяу!.. - хрипло сказал Кот  Ангорский,  неожиданно  появляясь  на подоконнике.
   Он  пристально  и  хищно  уставился  на  Веснушку  своими  плоскими серебряными глазами.
   Катя увидела, как на миг из бархатных лап показались острые  кривые когти. Показались и скрылись.
   - Брысь! - замахнулась на него Катя.
   Кот Ангорский оскорбленно мяукнул. Он  мягко  подпрыгнул,  будто  в каждой лапе у него было спрятано по пружине, и скрылся за окном.
   Катя сразу же забыла о нем. Ее занимало совсем другое.
   "Веснушка не ужинал. Да, наверно, и не обедал сегодня, - вот о  чем думала Катя, озабоченно хмурясь. - А что он ест?  Молоко  он  пьет,  в любом  случае.  Конечно,  если  оно  без  пенки.  Ну,  уж  об  этом  я позабочусь. А где он будет спать? Ему же обязательно нужна постелька".
   Катя представила  себе,  какой  домик  она  устроит  для  Веснушки. Кроватка, столик, стулья - все такое крошечное. Вот  она  в  кукольной кастрюльке  варит  ему  суп.  Катя,  продолжая  хмуриться,  не  смогла сдержать улыбки. Ох, сколько теперь прибавится  у  нее  забот  с  этим Веснушкой!
   - Ну ладно, что ты будешь есть на ужин? -  спросила  Катя  взрослым голосом. И даже сама удивилась: ну совсем как мама!
   - А что такое "ужин"? - поднял на нее рассеянные глаза Веснушка.
   - Это... - Катя запнулась. - Ну как тебе сказать. Это когда вечером едят.
   - Я не ем вечером, - отрезал Веснушка.
   - А когда же ты ешь? - удивилась Катя.
   - Что? Ем? Кто? Я? Да никогда.
   - Как никогда?
   - Да так. По-моему, это просто глупая привычка у вас, у людей.
   - Значит, ты никогда не ешь... - огорчилась Катя. - Тогда  хотя  бы ложись спать пораньше.
   - А я никогда не сплю, - пожал плечами  Веснушка.  -  Спать?  Кому? Мне? Вот уж глупая глупость.
   - О!.. - Катя не  могла  сдержать  своего  разочарования.  Закусила губу.
   Значит, ничего, ничего не будет. Не  будет  маленького  домика.  Не будет одеяльца, которым бы она заботливо укрывала на ночь Веснушку.
   - Но где же ты будешь спа... Где же  ты  будешь  ночью?  -  упавшим голосом спросила Катя.
   - Все равно... Посижу тут, на  столе...  -  Веснушка  сел  на  край учебника, свесил ножки.
   Катя потушила свет, нырнула в постель. Подперла голову рукой, стала смотреть на Веснушку. Веснушка слабо  светился  в  темноте.  Маленький человечек на учебнике математики.
   "Мама придет, обязательно заглянет ко мне в комнату. Что тогда?"  - с тревогой подумала Катя.
   Веснушка сидел, как-то зябко нахохлившись, зажав ладони  рук  между коленками.
   - Ты что? - робко спросила Катя.
   - Не знаю, - поежился Веснушка. - Из окна дует.
   "Ему холодно..." - почему-то обрадовалась Катя.  Босиком  дошла  до окна, захлопнула форточку. Задернула штору.
   - Ночью мне всегда как-то так... - пробормотал Веснушка. -  Сам  не знаю, ну, в общем, не по себе...  Тоска  находит.  Звезды!  Бр-р!  Они чужие, колючие... А Солнышко где-то  далеко-далеко.  Как  ты  думаешь: Солнышко опять встанет?
   - Конечно, - удивилась Катя.
   - Честное рыжее? - пристально посмотрел на нее Веснушка.
   - Честное... рыжее, -  чуть  споткнувшись,  сказала  Катя.  Ей  еще никогда не приходилось давать "честное рыжее".
   - Ты  как-то  не  так  сказала  "честное  рыжее",  -  забеспокоился Веснушка. - Может, тоже  сомневаешься?  Может,  и  не  будет  Солнышка вовсе?
   Веснушка испуганно привстал, беспомощно глядя на Катю.
   - Будет, обязательно будет! - убежденно воскликнула Катя.
   - Хорошо... - убитым голосом сказал Веснушка. Он глянул через плечо в щель между занавесками, опять повернулся спиной к окну. - Темнота...
Ее так много... - прошептал он. - Мне всегда хочется забраться, где ее поменьше. Спрячь меня куда-нибудь. Я хочу к тебе, поближе...
   - Хочешь ко мне под одеяло или под  подушку?  -  быстро  предложила Катя. Потянула кверху подушку за уголок.
   - Все равно, - махнул рукой Веснушка, - лишь бы  где-то  побыть  до Солнышка...
   Но Кате показалось, что Веснушка охотно, даже обрадованно  соскочил с учебника и перебрался к ней на кровать. Катя накрыла его подушкой.
   - Не душно тебе? - спросила она.
   - Не-ет, - послышался приглушенный голос Веснушки.  Катя  осторожно прилегла на другой край подушки. Стало  темно  и  тихо.  Вдруг  из-под подушки  раздался  негромкий,  протяжный  вздох.  "Ему  там   грустно, тоскливо", - подумала Катя! Но под подушкой все  затихло.  Уже  совсем поздно на цыпочках в комнату зашла мама. Она  несколько  раз  потянула носом, принюхалась.
   - Что-то паленым пахнет, - задумчиво сказала мама.



   Итак, Говорящий Кот! Сейчас я вам расскажу про Говорящего Кота.
   Нет, нет! Только не в этой главе. Хотя мне очень хочется, чтобы вы, как любит выражаться Веснушка,  "скорее-быстрее-сейчас  же-немедленно"
узнали всю эту невероятную, потрясающую историю. Но,  однако,  все  же придется еще немного потерпеть. Потому что  лучше  все  рассказать  по порядку.
   Итак... Катя сидела за столом и рисовала. Веснушка  пристроился  на ее плече и давал советы. Катя нарисовала дом, а около него корову.
   - Очень хороший  домик,  -  радовался  Веснушка.  -  Пожалуйста,  я согласен в нем, как вы это называете? Прописаться. И  корова  славная. Пожалуйста, я согласен ее доить.
   Катя нарисовала зеленую треугольную  елку.  Потом  взяла  оранжевый карандаш и нарисовала на верхней ветке оранжевую белку.
   - Белка! Белка! - запрыгал от радости на ее плече Веснушка. - Какая пушистая! А теплая! Чувствуешь, какая она вся тепленькая?
   Но  вдруг  Веснушка  перестал  прыгать.  Сбежал  по  Катиной  руке, соскочил на стол. Ткнул пальцем в желтый круг посреди синего неба.
   - Постой, постой, - прищурившись, протянул он. - Как это  я  раньше не заметил. Это что такое?
   Катя ничего не ответила. Она глянула в окно. Ну, так и есть. Солнце закрыла пухлая белая туча с серым животом.
   Катя за это время уже успела неплохо изучить характер Веснушки. Она знала, стоило только солнцу спрятаться хоть ненадолго,  -  у  Веснушки тотчас же портилось настроение. Он сразу же становился подозрительным, мрачным, начинал обижаться по каждому пустяку, ко всему придираться.
   - Что это такое, я спрашиваю? - Веснушка сердито повысил  голос.  - Ну, отвечай, я жду.
   - Это я Солнышко нарисовала, - пришлось признаться Кате.
   - Что?! - так и вспыхнул от негодования Веснушка.  -  Солнышко?  Да это колесо от старой телеги, блин с рогами, все что хочешь, только  не Солнышко. Ты бы лучше меня спросила:  какое  оно?  Посоветовалась  бы! Конечно, я всего-навсего обыкновенный солнечный луч, каких  много.  Со мной можно и не считаться...
   За дверью послышалось робкое, очень деликатное потявкивание. Кто-то лапой скреб в дверь.
   - Пудель! - обрадовалась Катя. Надо признаться, что  появление  его было просто на редкость кстати.  Катя  бросилась  открывать  дверь.  И
правда, за дверью стоял Пудель. Он, как всегда, оглядел Катю  строгим, придирчивым взглядом. Его унылые грустные уши дрогнули.
   Он вежливо положил к ее  ногам  обглоданную  косточку,  похожую  на катушку без ниток.
   Катя бережно подняла косточку, осмотрела со  всех  сторон,  на  миг замерла от восторга, любуясь  ею,  потом  несколько  раз  облизнулась. Пудель помахал хвостом, еле слышно тявкнул и неохотно  поплелся  вверх по лестнице. Катя вытащила из-под шкафа картонную коробку  от  маминых туфель. Коробка была полна обглоданных костей.
   - Все подарки Пуделя. Каждую неделю мне носит, - вздохнула Катя.  - А видишь эту большую кость? Наверно, из супа. Это мне  Пудель  в  день рождения подарил.
   - А ты любишь подарки? - пристально поглядел на нее Веснушка.
   - Очень, - с улыбкой кивнула Катя. - Кто же  не  любит?  А  у  тебя когда день рождения?
   "Вот было бы здорово, - мелькнуло у нее в голове,  -  отпраздновать день рождения Веснушки. Что бы только ему подарить?"
   - А что такое "день рождения"? - насупился Веснушка.
   - Это самый лучший день в году, - с горячностью воскликнула Катя. - Вот, понимаешь, я родилась четырнадцатого мая. И  каждый  год  в  этот день все меня поздравляют, дарят подарки и, даже если я получу двойку, все равно ничуточки не ругают. А ты какого числа родился?
   - Не  знаю.  Мне  кажется,  я  всегда  был,  -  угрюмо  пробормотал Веснушка.
   - И мне так кажется, - рассмеялась Катя. - Как  это  так,  меня  не было? Не могу себе представить. Но все равно у всех  на  свете  должен быть день рождения. Обязательно.
   Веснушка мрачно посмотрел на нее исподлобья.
   - Что ж, если у кого нет этого вашего дурацкого дня  рождения,  так над ним и смеяться  можно?  -  медленно,  дрожащим  от  обиды  голосом
проговорил Веснушка. Он вспыхнул, распалился, волосы на  голове  стали похожи на раскаленную докрасна проволоку.
   - Что ты, я не смеялась! - воскликнула Катя. - Я и без дня рождения тебя больше всех...
   Туча с  сизым  животом  начала  расползаться,  таять,  теплые  лучи хлынули в прореху. Они осветили стол, Катины руки, рисунок на столе.
   - Не понимаю, из-за чего тогда весь этот крик?  -  Веснушка  как-то сразу успокоился, пожал плечами. -  Заладила:  ты  такой-сякой,  самый плохой, никудышный, без дня рождения...
   Веснушка пристально посмотрел на Катю.
   - Значит, ты любишь подарки?
   - Да так... - неохотно сказала Катя.
   - Все-таки любишь... - печально кивнул головой Веснушка.  -  А  вот если кому-нибудь очень хочется сделать подарок, а подарить нечего?
   Веснушка  задумался.  Кате  послышалось,  что  он   даже   негромко  пробормотал: "Эх, спросить бы у Солнышка... Посоветоваться..."
   Веснушка тряхнул головой.
   - Ладно, пока  что  надо  делом  заниматься.  Солнышко  у  тебя  не получилось, что уж тут  греха  таить.  Тогда  хотя  бы  Темнотищу  мне
нарисуй. Только для нее надо много-много черной краски, самой  черной, какая только бывает.
   Катя  принесла  из  маминой  комнаты  пузырек  с  тушью.  Обмакнула кисточку, приготовилась рисовать.
   - А какая она, эта Темнотища? - спросила Катя.
   - Как "какая"? Обыкновенная, - удивился  Веснушка.  -  Каждый  день видишь и не знаешь. Черная она, и во все стороны руки торчат,  жадные,
загребущие.
   Катя нарисовала черное чудовище с торчащими во все стороны руками.
   - И ничуть не похожа! - рассердился Веснушка. - Ну, ни капельки. Ты нарисуй, чтобы она была жестокая, коварная, хитрая... Поняла?  Ну  что
же ты? Рисуй!
   -  А  я  не  знаю,  как  это  рисовать  хитрость,   жестокость,   - нерешительно сказала Катя.
   - Просто не хочешь. - Веснушка обиженно насупился.  -  Ведь  смогла для белки нарисовать и доброту и ловкость... Даже нарисовала, что  она
теплая.
   Катя  в  замешательстве  пожала  плечами.  Нечаянно  задела  локтем пузырек с тушью. Жирная густая струя  плеснула  на  рисунок  и  начала
медленно растекаться во все стороны, поглощая и дом, и  елку  с  рыжей белкой, подползая к солнышку. Веснушка подпрыгнул вверх  и  повис  над рисунком, быстро перебирая ножками, будто бежал в воздухе.
   - Все... - глухо сказала Катя.
   - Она! Темнотища! - ликуя, завопил Веснушка.
   Он опустился Кате на плечо.
   - Вот теперь она похожа! Я ее сразу узнал! Она самая!  Видишь,  как она подбирается к  Солнышку.  Так  бы  его  и  проглотила.  Знаешь,  -
Веснушка быстро зашептал Кате на ухо, - один  раз  Темнотища  все-таки проглотила Солньшко. Я уже думал, навсегда. Хочешь, расскажу?
   - Еще спрашиваешь! Конечно, хочу! - воскликнула Катя.
   - Только это будет такой холодный рассказ, что лучше  сразу  надеть шубу и валенки, - предупредил Веснушка и озабоченно  нахмурился.  -  У
тебя просто зубы застучат от холода, продрогнешь до костей. Все  равно рассказать?
   - Конечно!
   - Ну, тогда слушай. Точно тебе не скажу,  но  это  случилось  вчера или, вполне возможно, даже сегодня...
   Катя не стала его перебивать.  Она  уже  давно  поняла,  что  слова "вчера", "сегодня",  "завтра"  Веснушка  понимает  совсем  по-другому, по-своему, не так, как все.
   - Я куда-то полетел.  Уж  и  не  помню,  по  делу  или  просто  так пролететься, ну, как вы любите говорить, - прогуляться. Я летел себе и
думал, ну почему, почему нельзя, чтобы Солнышко светило всегда,  чтобы не было всякого там небесного сброда: туч, облаков. А главное, не было бы этой ненавистной Темнотищи. Вот тут-то со мной все и  приключилось. Ведь вся беда в том,  что  мне  никак  нельзя  задумываться,  когда  я куда-нибудь лечу. Нельзя, потому что... Но об  этом  потом,  потом,  в другой раз...
   В общем, я летел, глубоко задумавшись, и вдруг меня по носу  задела острым углом тяжелая колючая снежинка. Я  оглянулся.  Вокруг  меня  во
мраке белели, кружились ледяные звезды. Я выбрался из снежной  тучи  и понял, что я угодил прямо в логово самой Темнотищи. Где-то внизу слабо сияло озеро огней. Это был город. Я решил переждать там до утра.  Ведь там, где люди, - всегда тепло и светло. Я забрался в круглые  часы  на городской площади. Их циферблат уютно светился в темноте, а твердое  и надежное "тик-так" словно говорило мне: "Время  идет,  время  идет,  и Солнышко скоро встанет". Я терпеливо ждал, от нечего  делать  тихонько бормотал про себя: "Тик-так, тик-так".
   Но вот улицы города оживились, захлопали  двери,  люди,  выходя  из домов, говорили: "Морозец, однако" - и  терли  щеки.  Ботом  из  домов
высыпали дети. Я ждал Солнышка, но его все не было, и фонари не  гасли на улицах.
   Я не  выдержал  и  начал  тихонько  посмеиваться  в  кулак:  "Ну  и Солнышко,  ну  и  растяпа,  обо  всем  забыло.  Задумалось,   наверно,
замечталось. Вот уж не думал, что оно такое рассеянное".
   Смотрю, дети с веселым визгом, размахивая портфелями, уже бегут  из школы по домам. А Солнышка все нет и нет. И  часы  равнодушно  твердят свое глупое "тик-так".
   Я уже начал не  на  шутку  тревожиться.  "Что  такое,  -  думаю,  - стряслось?" Но вот в домах одно за другим начали гаснуть  разноцветные
окна, и только вдоль улиц горели пустые желтые фонари.
   И тут я понял: все погибло! Или с моим Солнышком что-то  случилось, или я, бедный, одинокий луч, все на свете перепутал, спятил  с  ума  и
нечаянно залетел в злую сказку, где никогда не светит Солнышко...
   Веснушка поднял голову и посмотрел на Катю.
   - Понимаешь, мне до этого как-то ни разу не приходилось  забираться так далеко на север, и я...
   - Догадалась, догадалась! - радостно воскликнула Катя. -  Это  была полярная ночь. Мы в школе проходили. А ты этого не знал!
   Веснушка весь вспыхнул. Соскочил с Катиного плеча на  стол.  Топнул ногой - прожег уголок рисунка. Брезгливо отмахнулся рукой  от  струйки дыма.
   - Ах так! Я ничего не знаю, а ты, конечно, все  наперед  знаешь,  - гневно воскликнул он, - и что я подружился с летчиком Володей.  И  что
наш самолет чуть не разбился. Это ты все тоже знаешь,  и  это  все  вы тоже проходили в школе!..
   - Что ты, что ты, этого мы не проходили, - досадуя на себя, сказала Катя. Облокотилась о стол, не глядя на Веснушку, задумчиво  посмотрела в окно, сказала, будто сама себе:
   - До чего же погода замечательная... На небе ни облачка...
   Веснушка вслед за Катей тоже посмотрел в окно. Некоторое  время  он еще хмурился, потом не выдержал, улыбнулся.
   - А то заладила: ничего не знаешь, в школе не учился, самый плохой, самый глупый... - на всякий случай  проворчал  он.  -  Ну,  да  ладно. Слушай, что дальше было. Такая тоска на  меня  напала,  не  могу  тебе сказать. Солнышка нет,  как  будто  оно  сквозь  небо  провалилось.  Я метался по городу, теряя силы, чувствуя, что вот-вот погасну. И  всюду меня подстерегала Темнота. Она издевалась надо  мной,  дразнила  меня. Она говорила, что завернула Солнышко в тысячу и одно черное  покрывало и я уже больше никогда его не увижу. Вскоре я так ослабел от  тоски  и страха, что больше уже не мог летать. Чуть поднимусь в воздух и  сразу без сил падаю на землю.
   И вот тогда я и подружился с моим самолетом.  Он  был  небольшой  и летал не очень высоко. Поднимется выше снежной тучи и рад-радешенек.
   Но мне понравился его летчик. Он всегда насвистывал что-то веселое. И главное - он не боялся Темноты. Ну совсем не боялся. Он  все  только
насвистывал да посмеивался.
   Я прятался за приборной  стрелкой,  и  мне  как-то  легче  на  душе становилось, когда мы поднимались в воздух. Кого я только не  возил...
Ну, вернее, не я возил, а мой  друг  самолет.  Ну,  конечно,  нам  еще помогал летчик Володя и молоденький Сашка-штурман. Ну, в общем, мы все
делали вместе, дружно, хотя они даже не знали, что я  им  помогаю.  Мы возили серьезных бородатых геологов. Они умели смотреть сквозь землю и отгадывать, что там спрятано, золото или  нефть.  Оленеводов,  которые понимали язык оленей. Иногда  с  нами  летал  старенький  доктор.  Под полушубком у него был белый халат, и он возил  с  собой  чемоданчик  с лекарствами.
   И вот однажды... Да, да, помню, как сейчас. Нам надо  было  отвезти какие-то важные приборы в поселок метеорологов. Ты знаешь,  кто  такие
метеорологи?
   Катя отлично это знала, но на всякий случай  вздохнула  и  покачала головой.
   - Так знай! - Веснушка с важностью поднял палец.  -  Метеорологи  - это люди, которые  умеют  предсказывать  погоду.  Если  бы  я  не  был
солнечным  человечком,  а  просто  человеком,  я  непременно  стал  бы метеорологом. Я это уже точно решил. И я предсказывал бы всегда только хорошую погоду. - Веснушка мечтательно зажмурился. - Только  Солнышко, теплую ясную погоду без осадков и ничего больше. По правде тебе скажу, не понимаю я этих метеорологов.
   Ну, скажи на милость, зачем они предсказывают то бурю, то дождь? Ну кто их просит?
   Катя хотела сказать, кому  они  нужны  такие  метеорологи,  которые будут  предсказывать  только  хорошую  погоду,  но   из   осторожности
промолчала. Все равно Веснушку ни в чем не убедишь.
   - Ну вот, летим мы себе и летим, - продолжал свой рассказ Веснушка. - Я стараюсь,  как  могу,  изо  всех  сил  приборам  помогаю,  освещаю
стрелки.  Только  вдруг  слышу,  мой  летчик  Володя  как-то  протяжно свистнул, совсем не так, как обычно.
   -  Сашка,  кажется,  бак  течет!  Будем  садиться!  -  крикнул   он Сашке-штурману.
   - Есть, Владимир Семенович, - ответил Сашка.
   Тоже молодец, не струсил.  Но  я  и  раньше  знал,  что  он  рыжий, по-настоящему рыжий.
   Самолет наш резко  пошел  вниз,  потом  нас  здорово  тряхнуло,  но ничего, сели.
   Летчик Володя и Сашка-штурман вылезли  на  крыло.  Я,  конечно,  за ними. Кругом была Темнота и Вьюга, Вьюга  и  Темнота.  Больше  ничего. Они, ясное дело, сговорились, эта славная парочка,  обрадовались,  что мы, наконец, попались им в когти.
   Что тут началось! Темнотища навалилась на нас со всех сторон. Вьюга
с воем и шипением принялась вить вокруг нас ледяные кольца.
   Возле самолета  начали  вырастать  сугробы,  и  холодом  тянуло  от остывающего металла.
   - Н-да, история, - сказал летчик Володя и рассмеялся.
   И тут я понял, что смех в тяжелую минуту - это тоже кусочек Солнца. Потому что он греет и даже светится в темноте. Честное рыжее!
   - И рация сломалась...  Что  делать  будем?  -  растерянно  спросил Сашка-штурман.
   - На месте стоять нельзя. Так и замерзнуть недолго, - летчик Володя понял воротник, похлопал Сашку по спине. -  Будем  оленеводов  искать, где-то они в этих местах кочуют. Ну, шарф замотай потуже и пошли...
   И вдруг я услышал чьи-то мягкие бархатные шаги.  Даже  не  шаги,  а осторожное "скрип-скрип" снега под чьими-то меховыми лапами.
   "Кто бы это мог быть? - подумал  я,  -  Скорее  всего  какой-нибудь белый бродяга-медведь". Я не ошибся. Это был большой, старый  медведь.
Его трудно было разглядеть сквозь вьюгу на снегу, и только черный  нос был как черная пуговица, пришитая к белому меху.
   Скорее-быстрее-сейчас же-немедленно я подлетел к нему.
   - Славный, добрый Мишка, - прошептал я ему на ухо. - Какой  же  ты, право, умница и симпатяга. Ты пришел как раз вовремя.  Ведь  ты  такой
сильный и без труда довезешь их обоих на спине.
   - Тише, тише, - проворчал старый Медведь. - Кто бы ты ни был  -  не спугни добычу. Не спугни добычу.
   - Какую добычу? - удивился я. Глупый наивный луч, я еще  ничего  не понимал. А ведь мог догадаться по его  вкрадчивым,  осторожным  шагам, что он замышляет недоброе. - Здесь нет никакой  добычи.  Здесь  только двое хороших людей, которыми попали в беду и того гляди замерзнут.
   - Они не успеют замерзнуть, - хрипло рассмеялся старый Медведь. - Я подойду поближе да еще прикрою лапой свой черный нос, чтобы он не  был заметен. Потому что  я  всегда  подкрадываюсь  и  нападаю  потихоньку.
Понимаешь  меня,  тонкий  голосок  из  пустоты?  Нет,  они  не  успеют замерзнуть...
   Вот  оно  что!  Только  теперь  я  все  понял.  Я  так  разозлился, распалился, клянусь Солнышком, в эту минуту я мог бы  растопить  целый сугроб.
   - Слушай меня, старый обманщик, - прошептал я. - Если ты не  будешьм повиноваться мне, как малый медвежонок,  я  разрисую  тебя  с  ног  до
головы черными полосами, словно зебру. Да еще подпалю сразу с хвоста и ушей.
   - Ах ты, говорящая муха, - в ярости проскрипел старый Медведь. - Ты еще смеешь мне приказывать, мне, повелителю белой пустыни?!
   Ну, знаете ли! Пусть я всего-навсего солнечный луч, каких  много... Но обозвать меня какой-то говорящей мухой? Не скрою, никто никогда  за
всю мою,  можно  сказать,  довольно-таки  долгую  жизнь  так  меня  не оскорблял.
   Я зарылся  поглубже  в  белый  мех.  Прижался  плечами,  коленками, локтями к жесткой шерсти. Пых!.. Потянуло паленым. Пошел дымок.
   Старый обманщик так и присел на задние лапы.
   - Ой-ой-ой! Смилуйся надо мной, дух огня! - в ужасе простонал он. - Приказывай, я все выполню, только пощади мою бедную шкуру.
   -  Так-то  лучше,  -  строго  сказал  я.  -  Знаешь,  где  стойбище оленеводов?
   - Старый добрый Мишка все знает,  все  знает,  -  жалобно  захныкал хитрец.  -  Это  где  двуногие  с  ружьями  стерегут   таких   вкусных четырехногих с рогами.
   - Вот и веди меня туда, - обрадовался я и забрался на спину старого обманщика. - И смотри у меня, если вздумаешь схитрить. Одна ухо у тебя уже почернело, а то и всего спалю. Был Мишка - и нету.
   А мои друзья, летчик Володя и Сашка-штурман, видно, не на шутку уже промерзли. Сашка-штурман все останавливается,  норовит  привалиться  к сугробу и глаза закрывает.
   - Я только одну минуточку  посплю...  -  так  жалобно,  еле  слышно просит он.
   А летчик Володя его тормошит, расталкивает, трет  щеки  снегом,  не дает уснуть, Вижу, дело плохо...  Тут  начал  я  прыгать  на  спине  у медведя и мигать, то вспыхну, то погасну, и кричать на разные голоса:
   - Кто там? Это мы! Вы куда? Мы - сюда!
   А Темнотища и Вьюга попробовали было подкупить меня, запугать.
   - Дай  мне  совершить  это  темное  дело,  -  вкрадчиво  прошептала Темнота, - и я отступлюсь от тебя, дам тебе светить сколько  захочешь.
А то у меня есть еще один, спрятанный про запас Непроглядный мрак.  Ты еще с ним незнаком. Я напущу его на тебя. И  ты  захлебнешься  в  нем, утонешь.
   - Дай я их закручу,  заверчу,  заморожу...  -  свистела,  укладывая вокруг меня ледяные кольца, Вьюга. - А потом я  улечу.  Ты  знаешь:  я ведь не люблю долго кружиться на одном месте...
   Но я не сдавался. Я светил из последних силенок, хотя  у  меня  дух захватывало от черного ветра и я едва успевал  отталкивать  и  плавить снежинки, которые впивались в меня со всех сторон.
   "Наверно, Темнота хитростью все-таки погубила  мое  Солнышко,  -  в тоске подумал я, - и я теперь последний его луч на этой земле. Но если
это так, я должен сражаться до конца и светить еще ярче..."
   - Смотри, огонек! - услышал я  голос  летчика  Володи.  -  Слышишь, кто-то зовет! Вставай, Сашок! Обхвати меня за шею. Идем!
   - Ну, бреди, старый меховой сундук! - шепнул я на ухо медведю.
   Тот потянул носом, недовольно заворочал тяжелой головой.
   - У, человечьим жильем пахнет, - прорычал он.
   - Разговорчики! - строго прикрикнул я. - Шагай, шагай!
   Это была нелегкая работенка, скажу я тебе. Я расталкивал  снежинки, светил, кричал сквозь грохот и свист Вьюги.
   - Я больше не могу... - услышал я слабый  голос  Сашки-штурмана.  - Это бродячий огонек, он нас морочит. Он нам только чудится...
   Но тут мой медведь встал, как вкопанный.
   -  Вот  сколько  их,  вкусных  с  рогами...  -  сказал  он,   жадно принюхиваясь.
   Я разглядел в темноте зубчатый лес оленьих рогов.
   Почуяв медведя, олени беспокойно шарахнулись, зафыркали.
   Откинулся полог круглой яранги, и я увидел свет и человека.
   "Ну, вот и все, - устало подумал я, - как бы ни  было,  но  я  спас своих друзей..."
   - Теперь отпусти меня, дух  огня,  -  вкрадчиво  проговорил  старый Медведь. - Ведь я сделал все, что ты приказал. Я тебе больше не нужен. Ну, я пошел, да?
   - Постой, постой, голубчик. Куда это ты торопишься? - возразил я. - Неужели мы так расстанемся, и я  ничего-ничегошеньки  не  подарю  тебе память?
   И я выжег у него на лбу Солнышко. Не ручаюсь, что  оно  было  очень похоже,  но  могу  утверждать  одно:  старый  обманщик  запомнил  меня
навсегда. Потом я скользнул сквозь узкую щель  в  ярангу.  Мои  друзья летчик  Володя  и  Сашка-штурман  сидели  возле  круглого   очага   и,
обжигаясь, пили горячий чай.
   Ну, я устроился получше. Мне понравился старый оленевод  в  меховой одежде. У него были спокойные узкие глаза и темное  лицо,  загрубевшее от ветра. Он сидел на шкурах  не  двигаясь  и  только  курил  длинную, почерневшую от времени трубку. В этой трубке я и устроился,  зарывшись с головой в красный тлеющий табак, и решил, что уже никакая сила  меня отсюда не выманит.
   Я тихонько посмеивался, слушая рассказ летчика Володи о  блуждающем огоньке и таинственных голосах в снежной ночи.
   "Останусь-ка я в этой трубке навсегда, - невесело подумал я. -  Раз уж больше нет моего Солнышка. Пожалуй, теплее, чем это  местечко,  мне
не найти..." И вдруг откуда-то  снаружи  донеслись  радостные  голоса, смех и крики.
   "Пусть они кричат, бегают, - устало подумал я, - мы трое,  то  есть я, прокопченная трубка и старый оленевод, и не подумаем  пошевелиться.
Эта суета не для нас..." Но тут  мой  старый  оленевод  что-то  хрипло сказал, тяжело поднялся со шкур и торопливо откинул полог яранги.
   И я увидел... нет... этого не описать словами! Край неба посветлел, разгоняя Темноту. Все олени чутко повернули головы в  эту  сторону.  Я
увидел  оказавшийся  из-за  бескрайних  снежных  холмов  алый  краешек Солнышка, такой добрый и теплый.
   Веснушка снисходительно посмотрел на Катю.
   - Ну что,  признайся,  здорово  ты  окоченела  от  моего  рассказа? Наверно, нос отморозила?
   Но Катя ничего не успела ответить. В это время прямо под  ее  окном унылым голосом замяукал Кот Ангорский.
   - Мяу-у... - тянул он, - у-а-ряу!..
   Кот Ангорский вскочил  на  подоконник.  Скосил  серебряные  плоские глаза на Веснушку. Не спуская с Веснушки глаз, стал с  силой  тереться
головой о раму, густо замурлыкал.
   - Пошел отсюда! - махнула на него рукой Катя.
   Кот Ангорский, не обращая на нее внимания, развалился на  солнышке. Выставил грязно-серый живот. Тощий хвост  уложил  красивым  кренделем, Глаза блаженно зажмурил. Замурлыкал с треском.
   - Пусть его, - не выдержал Веснушка.
   - Надо же, кот и собака у одного хозяина, а совсем  ничего  общего. Ни чуточки не похожи, - сказала Катя. - Ну, ладно, пускай  полежит.  Я
пойду воду в стакане переменю и нарисую Солнышко. А ты  мне  поможешь, ладно?
   Катя сбегала на кухню, сполоснула стакан,  набрала  чистой  воды  и вернулась. Кот Ангорский стоял на подоконнике, собрал все четыре  лапы
вместе, выгнув спину подковой. Глаза его  дико  горели.  Не  издав  ни звука, бесшумно и безмолвно, Кот Ангорский скрылся за окном.
   - Веснушка, где ты, иди, посоветуй... - позвала Катя.  Но  Веснушки нигде не было: ни на столе, ни под столом, ни в коробке  с  костями  и
корками. Веснушка исчез бесследно.



   Конечно-конечно, я ничуть  не  сомневаюсь,  что  вы  уже  обо  всем догадались!
   Да, к сожалению, все это истинная правда. Этот  бессовестный  плут, этот хитрец и воришка Кот Ангорский проглотил Веснушку. И  вы  конечно понимаете, что он сделал это не для собственного удовольствия. Да, да, вы совершенно правы! Он проглотил Веснушку по наущению своего  хозяина Взялииобидели.
   Как впоследствии выяснилось, Взялииобидели  обещал  за  это  своему любимцу на выбор: или  большой  кусок  мяса  без  костей,  или  целого
жареного куренка.
   Теперь я вам расскажу, что же случилось дальше.
   Итак... Нинка-блондинка возвращалась домой из булочной. Более того, для точности скажем, что она несла в сумке два батона  и  три  сладкие
булочки.
   Увидев Нинку-блондинку, две ее подружки Галя и Валя заспешили к ней навстречу.
   - Ой, девочки, сегодня такое кино хорошее по телевизору! -  сказала Нинка-блондинка.
   - Приходите вечером ко мне, - предложила Галя.
   - Нет, ко мне, - возразила Валя.
   -  Нет,  девочки,  приходите  лучше  ко  мне,  -  подумав,  сказала Нинка-блондинка.
   В это время мимо них прошел Кот Ангорский. Он шел медленно, бережно перебирая лапами. Он шел так плавно и осторожно, будто нес  на  голове невидимую хрустальную вазу, до края наполненную молоком или  сливками, и боялся пролить хоть каплю.
   Проходя мимо Нинки-блондинки, Кот Ангорский вдруг громко  захохотал и сказал внятно и четко:
   - Нет, вы только посмотрите на нее!  Бедняга,  ни  одной  веснушки, ха-ха-ха!
   Галя и Валя просто онемели от изумления.
   А Кот  Ангорский  между  тем,  продолжая  дико  смеяться,  отчаянно мяукнул. Этот странный смех смешался с мяуканьем, и получилось  что-то уже совсем невообразимое. После этого Кот Ангорский длинными скачками, то сжимаясь, то вытягиваясь всем телом, понесся к подъезду.
   Он вихрем влетел в комнату своего хозяина, одним прыжком  подскочил к нему. Выпустил когти, вцепился ему в  брюки,  задрал  кверху  хитрую морду и отчаянно замяукал.
   Взялииобидели, не догадываясь, что его ужасное поручение выполнено, схватил Кота Ангорского за шиворот и  с  раздражением  швырнул  его  в угол. И уж, конечно, прямо в Пуделя, который скромно и благовоспитанно лежал в своем углу.
   Ну тут произошло нечто совершенно невероятное.
   - Мой миленький, пушистенький хозяин, - вдруг громко  и  разборчиво сказал Кот Ангорский. - Ну  зачем  же  мною  кидаться?  Насколько  мне
известно, я пока что еще не мячик!
   Сказав  это,  Кот  Ангорский  попятился  от  самого  себя,   сделал безуспешную попытку вывернуться наизнанку и в  отчаянии  метнулся  под
кровать.
   Взялииобидели моментально все понял.
   - Вот молодец, Кот Ангорский!  -  задыхаясь  прошептал  он.  -  Ай, удружил! Вот уж истинно опора  моей  старости.  За  мной  кусок  мяса,
приятель. А ты - вон отсюда!  -  Взялииобидели  концом  шарфа  стегнул Пуделя и вытолкал его в коридор.
   Затем  рассмеялся  тихим,  злобным  смехом.  Бряк-бряк-бряк!  Будто алюминиевая крышка, подпрыгивая, стучала о кастрюлю.
   Взялииобидели  бережно  вытянул  Кота  Ангорского  из-под  кровати. Почтительно подхватил его обеими руками под живот, посадил на середину стола.
   - Ну, теперь вылезай, маленький человечек! - с торжеством  прошипел он.
   - Куда торопиться? Мне и тут  неплохо,  -  весело  откликнулся  Кот Ангорский и беспечно рассмеялся. - Да и погода вроде испортилась. Того и гляди дождь пойдет.
   Между тем все поведение Кота Ангорского  вовсе  не  соответствовало его веселым словам и жизнерадостному смеху.  Кот  Ангорский  судорожно вцепился всеми когтями в скатерть, собирая ее складками.  Сунув  морду между  передними  лапами,  он  с  таким  ужасом  уставился   на   свой серо-желтый живот, словно это был не его собственный  живот,  а  нечто совершенно неизвестное и очень опасное.
   - Ничего, что-нибудь придумаем, - криво усмехнулся Взялииобидели. - Лишь бы только никто не пронюхал, не узнал про это дело...
   Взялииобидели на всякий случай приоткрыл дверь. Так и есть!  Пудель подглядывал в замочную скважину.
   Пудель отчаянно сконфузился. Если бы только собаки умели  краснеть, он, вне всякого сомнения, покраснел бы до самого кончика хвоста.
   Подглядывать за хозяином! Позор! Он покорно опустил голову,  ожидая заслуженной трепки. Взялииобидели  пинком  ноги  вышвырнул  Пуделя  на лестницу. Пудель молча стерпел все.
   Но как объяснить, что он подглядывал  в  замочную  скважину  не  из мелкого  любопытства.  И  вообще,  как  должна  вести  себя  настоящая порядочная собака, если она  догадывается,  что  ее  хозяин  замышляет что-то недоброе?
   Должна ли она слушаться его во всем  до  конца  или,  нарушив  свой собачий долг, поступить, как  ей  подсказывает  совесть?  О,  это  был мучительный вопрос!
   "Непонятно, как это Кот Ангорский научился  говорить?  -  завидовал Пудель. - Надо же, взял и сказал: "Миленький, пушистенький хозяин!"  А я ведь знаю столько слов, ласковых, преданных, а выговорить  не  могу. Все тяф да тяф! Дальше ни с места. Если бы я только мог сказать  Кате: "Будь моей хозяйкой!" Но не получается. Каким же образом это ничтожное созданье научилось  говорить?  Ведь  ему  и  сказать-то  нечего.  Так, какую-нибудь  глупость,  пошлость.  А  я...  В   сущности,   как   это несправедливо"
   Пудель вышел во двор.
   Там, притулившись на сваленных бревнах,  обхватив  коленки  руками, сидела хмурая Катя. О чем-то задумавшись, она грызла кончик  спутанной рыжей косы.
   Пудель с горькой любовью посмотрел на нее, страдая от того, что она такая грустная, а он тут, рядом, и не знает, чем ей помочь. Как  часто по вечерам, лежа у себя в  углу,  где  вместо  подстилки  были  только клочья свалявшейся паутины и пыли, Пудель думал о Кате. О  чем  только он не мечтал!
   Вот Катя ведет его на поводке. Ведет ласково, нежно. Не дергает, не мотает из стороны в сторону.
   А при этом еще разговаривает  с  ним,  советуется,  как  жить,  как исправить тройку по математике.
   Пудель засыпал с улыбкой. Ему снились удивительные сны.
   Однажды ему приснилось, что он идет вместе  с  Катей  по  улице.  А навстречу, откуда ни возьмись, молодой раскормленный  Волчище.  Шагает вразвалочку, взгляд наглый, с прищуром. Волк прошел мимо Кати  и  даже не кивнул головой.
   -  Сейчас  же  поздоровайся  с  моей  любимой  хозяйкой,  -  сурово потребовал Пудель.
   - Очень надо... - проворчал Волк, - еще тут  со  всякими  хозяйками здороваться...
   Тогда возмущенный Пудель вцепился ему в  загривок  и  пустил  серую шерсть по ветру. Трепал его до тех  пор,  пока  насмерть  перепуганный Волк не поклялся здороваться с Катей по два раза при  каждой  встрече. После этого Волк, жалобно  подвывая,  прыгнул  без  очереди  в  первый подъехавший троллейбус и укатил.
   Но это были только прекрасные сны. Наяву все обстояло совсем иначе.
   Ах, если бы вы только знали, как тяжело быть  собакой  у  человека, которого не уважаешь! Нет, кто не  был  в  таком  положении,  тому  не понять.
   Пудель медленно подошел к Кате и тихо положил голову ей на колени.
   - Ка-тяф! - с трудом, с усилием выговорил он.
   О, сколько он хотел ей еще сказать, но больше не мог  вымолвить  ни словечка. Катя рассеянно погладила его по голове. Пудель остро ощутил: Катя думает сейчас не о нем, о чем-то совсем другом, не имеющем к нему никакого отношения.
   "Куда же подевался Веснушка? Не случилось ли с ним чего?" -  вот  о чем с мучительным беспокойством думала Катя.
   "Как этот лентяй и ничтожество, Кот Ангорский, научился  говорить?" - огорчался и завидовал Пудель.



   Между тем Веснушка по-прежнему сидел в животе у Кота Ангорского.
   Нельзя сказать, что ему было там особенно приятно или уютно, но все же терпеть было можно. Что бы позлить Взялииобидели, Веснушка в животе Кота Ангорского нарочно громко вздыхал,  сокрушенно  охал,  словно  от жалости и сочувствия.
   - Жаль  мне  тебя!  О-хо-хо!..  -  проникновенным  голосом  говорил Веснушка. - Кислый ты человек. И жизнь у  тебя  кислая,  и  шарф  твой
давно прокис. Никто тебя не любит, и любить тебя не за что.
   Взялииобидели не хотел вступать в разговор с Веснушкой, но  все  же не утерпел и закричал:
   - За  что  это  я  буду  кого-нибудь  любить?  Пусть  сначала  меня кто-нибудь полюбит. А я еще тогда подумаю: любить или нет!
   Взялииобидели  крепко  ухватил  Кота  Ангорского  за  задние  лапы, перевернул  и  начал  безжалостно  трясти  над  столом,  надеясь,  что
Веснушка не удержится в животе и вывалится.
   Коту Ангорскому это вовсе не понравилось. Да и, по  правде  говоря, кому понравится, когда тебя держат за задние лапы и,  перевернув  вниз
головой, трясут изо всех сил?
   Кот Ангорский  истошным  голосом  взвыл  от  несправедливой  обиды. Изогнувшись, постарался цапнуть за руку нежно любимого хозяина.
   А Веснушке хоть  бы  что.  Он  только  кряхтел  от  удовольствия  и приговаривал:
   - Давай, давай! Еще! Еще! Вот здорово!  Как  на  качелях.  Вверх  - вниз! Вверх - вниз!
   Взялииобидели, увидев, что все равно у него ничего  не  получается, выпустил Кота Ангорского. Несчастный кот шлепнулся на стол, как  кусок сырого теста.
   Между тем за окном понемногу стемнело, сумерки вползли  в  комнату, прячась пока по углам, за шкафом.
   Тут Взялииобидели заметил  что-то  необычное.  Более  того,  просто невероятное. У Кота Ангорского изо рта шел свет! Да и  не  только  изо
рта. Свет двумя прямыми лучами  вырывался  из  его  ноздрей.  Слабо  и таинственно, как два чердачных окошка, светились его уши.
   - Вот и славно! - злобно обрадовался Взялииобидели.  -  Теперь  мне больше  не  нужна  настольная  лампа.  Теперь  у  меня  имеется   свой
собственный настольный кот. Опять же - экономия. Вот так-то, маленький человечек!
   Взялииобидели щелкнул по носу Кота Ангорского.
   - А ну, открой рот! Шире! Еще шире!
   Несчастный Кот Ангорский раскрыл рот, с укоризной  глядя  на  нежно любимого хозяина.
   Веснушка у него  в  животе  жалобно  всхлипнул,  запищал  тоненьким голосом, с чувством зашмыгал носом:
   - Ах ты,  бедняжечка!  Двоюродный  брат  простокваши.  Родной  дядя лимона без сахара. Оказывается, ты еще и жадина! А Солнышко нам всегда говорило: "Запомните, детки, кого скупой обкрадывает? Да самого себя!"
   Тут уж Взялииобидели не выдержал.  Он  вскочил,  как  ужаленный,  и стегнул шарфом Кота Ангорского.
   Кот Ангорский не стал дожидаться, пока  мохнатый  шарф  второй  раз
опояшет его спину. Коротко мяукнув, вытянувшись дугой,  Кот  Ангорский вылетел в форточку.
   Он забрался на крышу сарая и глубоко задумался.
   "Где она, справедливость, где? Покажите мне ее"  -  встряхиваясь  и поеживаясь, рассуждал он.
   Настроение у него было просто отвратительное. К тому  же  он  успел сильно проголодаться.
   Но никакой надежды,  что  Взялииобидели  его  накормит,  больше  не оставалось.  Кусок  отварного  мяса   и   жареный   куренок   исчезли, улетучились, рассеялись во мраке.
   Итак... Кот Ангорский отправился сам добывать себе ужин.
   О, как я завидую тем, кто видел это удивительное зрелище!
   Кот Ангорский, втянув голодный живот, тихо  пробирался  по  выступу карниза от окна к окну. Он скользил, как бархатная тень.
   Зубы он крепко  сжал.  Только  два  прямых  луча  вылетали  из  его ноздрей.  Над  ними  загадочно  покачивались  два   слабо   освещенных треугольника. Это были уши Кота Ангорского.
   Кот Ангорский чувствовал себя спокойно и уверенно. Он не  в  первый раз отправлялся на подобную прогулку.
   Очень скоро его чуткий нос уловил соблазнительный запах.
   Этот запах как будто звал его: "Кис-кис-кис!  Иди  ко  мне!  Я  жду тебя, жду с нетерпением!"
   Кот Ангорский легко и воздушно, будто весом был не больше  пушинки, взлетел на подоконник ближайшего окна.
   Да, как всегда, его знаменитый нос не ошибся! На синей  тарелке,  в кудрявых завитушках прозрачного пара, лежала куриная ножка.
   Румяная,  с  корочкой.  Но  не  подумайте,  вовсе  не   сухая,   не пережаренная!
   "Ах, любезная куриная ножка, как ты мила! -  сказал  про  себя  Кот Ангорский. - К тому же ты еще тепленькая! Как это благородно  с  твоей стороны!"
   В комнате было темно. Как голубое окно,  мерцал  экран  телевизора. Перед телевизором на диване сидели, тесно обнявшись, Нинка-блондинка и две ее подружки Галя и Валя.
   Кот Ангорский надеялся под покровом темноты быстро схватить куриную ножку и вместе с ней незаметно исчезнуть. Но, к сожалению,  совершенно невозможно схватить куриную ножку, не раскрывая рта. А как только  Кот Ангорский открыл рот, тотчас изо рта у него во  все  стороны  брызнули яркие лучи. Они осветили его передние лапы,  хищные  оскаленные  зубы, синюю тарелку и куриную ножку в кудрявых завитках пара.
   - Смотрите, смотрите! - хором закричали все три девочки. - Это  Кот Ангорский! Ах, воришка!
   Кот Ангорский разочарованно мяукнул, навсегда  прощаясь  с  куриной ножкой, и скрылся за окном.
   Он снова направился по карнизу.
   На этот раз он выбрал комнату, где не было ни души.  Мягко  светила настольная лампа под розовым абажуром с цветочками.
   Под лампой, освещенная этим нежным светом, стояла тарелка, покрытая салфеткой.  Но  никакая  салфетка  не  могла  быть  препятствием   для тренированного носа Кота Ангорского.
   Он тут же по запаху определил, что под салфеткой лежат две сосиски. Именно сосиски и именно две. Кот Ангорский прыгнул на  стол  и,  ловко подцепив когтями салфетку, отшвырнул ее в сторону, поскольку  салфетка его совершенно не интересовала.
   Кот Ангорский на мгновение задумался. Как истинный кот, он не любил сразу набрасываться на еду. Ему  нравилось  сначала  все  как  следует обнюхать, потом все как следует  обдумать  и  лишь  тогда,  не  спеша, приступить к еде.
   "Главное, решить, с какого конца начать есть сосиску. Если я  начну с этого конца, то приду к тому. Будет ли сосиска такой же длины,  если я начну есть ее с того конца и приду к этому? Мне кажется,  они  будет чуточку длиннее..."
   Решив этот сложный вопрос, Кот Ангорский облизнулся  и  хотел  было уже вонзить в сосиску  зубы,  как  вдруг  Веснушка  у  него  в  животе шевельнулся и завопил что было мочи:
   - Эй, спасайте сосиски  от  киски!  Кому  ужин  не  нужен!  Воруют! Грабят!
   -  Батюшки!  -  послышался  старческий  дребезжащий  голос.   Дверь распахнулась. Вбежала маленькая седая старушка  с  аккуратным  круглым пучком волос на затылке, похожим на моток ниток.
   Несмотря на свой преклонный возраст и  домашние  шлепанцы,  которые все  время  так  и  норовили  свалиться  с  ног,  она  очень  проворно подскочила к столу  и  ловко  вытянула  Кота  Ангорского  вдоль  спины кухонным полотенцем.
   Кот Ангорский одним махом перелетел через подоконник.
   Погода испортилась. В темноте шелестел дождик. Пахло сырой  землей, прошлогодними вялыми листьями.
   Кот Ангорский пристроился за водосточной трубой.  Внутри  трубы  по жести уныло сбегала вниз вода.
   Кот Ангорский задумался. Кто кого все-таки поймал: он Веснушку  или Веснушка его?
   Нет, по всему выходило, что поймал его все-таки Веснушка.
   Так и от голода помереть недолго. А от милого пушистенького хозяина не дождешься теперь не только блюдца молока, разбавленного водой, но и блюдца воды, куда добавлена хоть капля молока.
   Веснушка в животе вел себя тихо и  примерно.  Не  шевелился,  дышал сонно и ровно.
   "Может, уснул?" - с надеждой подумал Кот Ангорский. Чтобы  Веснушка уснул покрепче, Кот Ангорский  с  горя  даже  замурлыкал  простуженным басом какую-то разбойничью колыбельную.
   Стараясь не потревожить Веснушку, Кот Ангорский плавно двинулся  по карнизу.
   Вдруг  его  чуткий  нос  уловил  какой-то   восхитительный   запах. Сомневаться не приходилось. Да, так мог пахнуть  только  антрекот  под луковым соусом.
   Легко, как балерина, Кот Ангорский взвился в воздух  и  приземлился на подоконнике.
   На тарелке лежал холодный антрекот, окруженный застывшей подливкой.
   "Ах, милый кусочек мяса, - с сожалением подумал Кот Ангорский. - Ну зачем, зачем ты застыл? Как это нехорошо с твоей стороны..."
   На этот раз голодный  Кот  Ангорский  не  стал  долго  раздумывать. Прыжок! И он судорожно вонзил зубы в мягкое сочное мясо.
   В тот же миг Веснушка встрепенулся у него в животе.
   - Эй, кот  украл  антрекот!  -  оглушительно  завопил  Веснушка.  - Держите, ловите!
   Но все было тихо и безмолвно. Видимо, хозяев не было дома.
   Кот Ангорский, торжествующе фыркнув в усы, решил, что  уж  на  этот раз никто на свете не сможет помешать ему плотно поужинать.
   Он еще крепче вонзил зубы в мясо, свел все четыре лапы вместе, чуть присел, приготовившись  к  прыжку,  как  вдруг...  Холодный  антрекот, который он держал в зубах, стал таким горячим, будто  его  только  что сняли со сковородки.
   Кот Ангорский завизжал и выронил мясо.
   - Ха-ха-ха! - весело засмеялся Веснушка. - Я его подогрел немножко, а? Тепленький-то вкуснее...
   Кот Ангорский в отчаянии залез под  дрова,  забился  в  щель  между двумя бревнами.
   - Ну, вот что, - строго  сказал  ему  Веснушка.  -  Да  будет  тебе известно: ни один солнечный луч  никогда  не  брал  ничего  чужого.  А теперь что же это получается: ты воруешь, а я в это  время  у  тебя  в животе сижу. Так выходит, я тоже воришка? Ну  уж  нет.  Придется  тебе сегодня поголодать. Зато уж завтра я тебе такой обед  обещаю  -  лапки оближешь!
   Кот Ангорский покорно и жалобно, как-то по-мышиному,  пискнул,  чем сильно удивил старую мышь,  ушедшую  на  покой  и  устроившую  себе  в сваленных бревнах удобную квартиру.
   Мимо бревен, под моросящим дождем, уныло  повесив  отсыревшие  уши, прошел мокрый Пудель.
   Учуяв Кота Ангорского, неодобрительно зарычал,  просто  так,  чтобы лишний раз высказать о нем свое мнение.
   - Да, - задумчиво протянул Веснушка. - Хороший пес Пудель! Конечно, и он тоже не без  недостатков.  Придумал,  что  его  подарки  -  самые лучшие-чудесные-бесподобные, какие только есть на свете. Ну, да это мы еще поглядим!.. А в остальном - отличнейший пес. Я все думал, кого это он мне напоминает? А сейчас вспомнил. Одного пса...  Скучно,  брат,  у тебя в животе, расскажу-ка я тебе историю...
   Коту Ангорскому вовсе  не  хотелось  лежать  голодному  под  сырыми бревнами и слушать  историю  про  какую-то  собаку,  да  еще  историю, которую рассказывают в твоем собственном животе. Но он только  тихо  и уныло вздохнул.



   - Это было вчера, - начал свой рассказ Веснушка. -  Хотя  моя  Катя почему-то утверждает, что я не совсем правильно понимаю слово "вчера". Но во всяком случае это было совсем недавно. Уж не помню, как и  зачем залетел я в один город. Что ж, город как город. На главной  площади  - ратуша. Это такой  угрюмый  каменный  дом  с  башней.  В  этой  ратуше собирались  бургомистр   и   все   богатые   горожане   судить-рядить, придумывать всякие новые указы  да  законы,  чтобы  отнять  у  бедняка последний грош.
   Было в этой ратуше высокое  окно,  сделанное  все  из  разноцветных стеклышек. Называется такое окно - витраж.
   Да это только так говорится - окно, на самом деле - целая  картина. Из цветных стеклышек был выложен рыцарь в лиловом плаще. Он  сидел  на золотом коне, покрытом красной попоной. А копыта коня ступали по такой зеленой траве, что больно было смотреть.
   Ну, да тут главное совсем  другое.  Главное,  что  я  по-настоящему подружился с этим рыцарем. Из-за него,  уж  если  хочешь  знать,  я  и задержался в этом городе.
   Захочешь, пролетишь сквозь синее стекло - станешь синим-синим,  сам на себя удивляешься. Прыгнешь в красное - станешь красным, как огонь.
   Однажды в наш город зашел бродячий гимнаст. Совсем еще мальчишка. А с ним собака.
   Ну и парочка, я тебе доложу!
   Мальчишка в рваном черном трико, заплата на заплате. А сам  тонкий, как ивовый прутик, но и гибкий такой же.
   А пес  прямо-таки  скелет  с  кое-как  накинутой  на  него  шкурой. Кажется, потяни его за ухо - и сам пожалеешь,  ухо  останется  тебе  в подарок. Но глаза у пса были печальные и преданные.  Настоящие  глаза, рыжие.
   Рано утром мальчишка натянул веревку над всей площадью между  двумя высокими черепичными крышами. И по всему городу прошел слух: маленький циркач перейдет с одной крыши на другую по этой веревке.
   На площади собрался народ. Хромые, убогие и те  выползли  поглядеть на это диво.
   Пожаловал даже сам почтеннейший бургомистр. С трудом задрал голову, посмотрел на мальчишку. Голову  бургомистра  так  и  оттягивали  книзу жирные щеки и тройной подбородок.
   Много я видел человеческих глаз, но в  этих,  казалось,  поселилась сама Темнота. С такой злобой глядел он на мальчишку, будто  приказывал
взглядом: упади, оступись!
   А мальчишка, словно назло бургомистру, легко и уверенно  ступил  на веревку. И только неживая застывшая улыбка замерла у него на губах. Он
шел то медленно, то вдруг  почти  бежал,  и  старая  потертая  веревка растягивалась и прогибалась под его ногой.
   Страшно было смотреть  на  маленькую,  черную,  словно  обугленную, фигурку, бегущую высоко над площадью по ветхой паутинке.
   Наконец мальчишка дошел до конца веревки.  Тут  его  улыбка  словно оттаяла. Он махнул рукой, и люди разом шумно вздохнули с  облегчением, громко заговорили, засмеялись.
   Откуда ни возьмись выскочил драный мальчишкин пес.
   Выскочил, да так озорно, весело стал обходить всех по  очереди.  Он вышагивал на задних лапах, умильно наклонив голову набок.  А  в  зубах
держал старую шляпчонку, больше похожую на пустое птичье  гнездо,  чем на шляпу.
   Ну как тут было удержаться. В  шляпу  посыпались  медяки,  а  порой рыбкой мелькала и серебряная монета.
   Но  едва  лишь  мальчишка  спустился  на  площадь,  как  два  дюжих стражника схватили его за шиворот, подтащили к бургомистру.
   - Я ничего  не  украл!  Я  не  сделал  ничего  плохого!  -  крикнул
маленький циркач. - Я только прошел по веревке!..
   - Вот и отправишься по ней прямехонько в ад,  -  злобно  усмехнулся бургомистр. - В тюрьму его!
   Хотели поймать и пса, обыскали всю площадь и все ближайшие улицы  и закоулки, но тот словно сквозь землю провалился.
   На другой день собрался народ в ратуше. Столько людей набилось - не повернуться. Все переговариваются, шумят, жалеют маленького циркача.
   Вдруг стало тихо. Вышел бургомистр с тяжелой золотой цепью на  шее. Вид важный - не подступись!
   За ним судьи. Все в черном,  даже  шапочки  черные,  лица  строгие, неприступные. У главного судьи запавший тонкогубый рот,  глаза  как  у
голодного волка. Тихо-тихо стало в ратуше.  Передние  ряды  попятились назад.
   - Милостивые судьи! - зычным голосом начал бургомистр. - И вы  все, честные, богобоязненные жители нашего города! Всем  вам  заявляю,  что мальчишка этот - слуга дьявола, еретик и безбожник!
   Тут он протянул руку и пальцем показал на мальчишку. Бедняга  сидел скорчившись, как сухой стручок перца, на холодной  каменной  скамье  в
углу. Такой он был маленький и  хрупкий,  что  два  стражника  по  обе стороны скамьи казались великанами.
   - Мыслимое ли дело, чтобы живой человек прошел по веревке и ни разу не оступился? - распалялся бургомистр все больше и  больше.  -  Видно, поддерживают его с двух сторон дьяволы, потому он идет и не падает.  А дьявол, он знает с кем знаться  и  водить  дружбу.  Только  того,  кто продал ему свою бессмертную душу, поддерживает дьявол. Это так,  а  не иначе. И посему надо не медля сжечь этого мальчишку на  костре.  Сжечь скорее! А вместе с ним сжечь его богопротивную  собаку,  которая  тоже есть дьявол, только для виду принявший образ собаки, чтобы  смутить  и соблазнить слабые души. И веревку,  по  которой  шел  мальчишка,  тоже надлежит кинуть в огонь, потому что по всему  видно:  пеньку  для  нее трепали дьяволы в самом аду!
   - Сжечь! - прошамкал главный судья.
   - Сжечь! - замогильными голосами повторили все судьи.
   А стражники ударили древками алебард об пол.
   "Эге-ге! - смекнул я. - Не рыжее получается это дело. Ну, совсем не рыжее! Конечно, я  всего-навсего  обыкновенный  солнечный  луч,  каких
много, но все-таки..."
   Бургомистр оглядел толпу. Но он увидел недобрые, нахмуренные  лица. Услышал глухие, неспокойные голоса.
   Тогда бургомистр простер вперед руки и крикнул во весь голос:
   - А для тех маловеров, что еще  таят  сомнения  в  истинности  моих слов, скажу еще. Не по веревке, натянутой по воздуху, а только лишь по
половице может пройти человек, если не продал  он  душу  дьяволу.  Да, пройти по половице - вот это может каждый добрый человек!
   В первых рядах стоял молодой широкоплечий  угольщик.  И  хоть  было тесно в ратуше, но от него опаской сторонились  люди,  чтоб  не  стать такими же чумазыми, как он. Потому что в его  кожу  и  одежду  въелась угольная пыль.
   - Так пусть наш почтенный  бургомистр  и  пройдет  по  половице,  - громко сказал он. - А мы посмотрим!
   - И пройду! - весь побагровев, крикнул бургомистр.
   Но тут его ноги сыграли с ним недобрую шутку.
   Они ни за что не хотели идти как надо, ступать  прямо  и  ровно,  и почтенного бургомистра все  время  качало  и  заносило  из  стороны  в сторону, как тяжелый корабль во время бури.
   Признаюсь, я ничуть  этому  не  удивился.  Потому  что  бургомистр, прежде чем заявиться в ратушу, спустился ненадолго в  хорошо  знакомый ему погребок. А я залетел туда вместе с ним. Там он осушил  подряд  не один кубок старого вина.
   - Да он попросту пьян, наш бургомистр, - горько вздохнула  какая-то старушка с серым, усталым лицом.
   И тут я понял, что мне надо делать.
   "Ну, - подумал я, - старый дружище,  рыцарь,  выручай!  Будет  тебе гарцевать на одном месте. Придется нам потрудиться".
   Нимало не медля, я пролетел сквозь  красное  стекло  и  приземлился прямо на носу у бургомистра.
   Да будет тебе известно, что  я  немало  посидел  на  разных  носах. Доложу тебе, носы бывают самые разные, ты даже себе не  представляешь. Взять, к примеру, нос труса. Дрожит, как былинка на ветру, не усидишь. Или нос обжоры.  Вечно  в  сале,  в  жирной  подливке,  того  и  гляди прилипнешь. А нос скупца и скряги? Бледный, холодный,  как  кочерыжка. Просто  коченеешь,  самого  проберет  дрожь.  Не  знаю,  может   быть, кто-нибудь и загордился бы, сев на нос самому почтенному  бургомистру. Но я - ни капельки! Ведь всего-навсего скромный солнечный  луч,  каких много. Нет во мне этого тщеславия.
   Зато уж нос засиял, как переспелая малина.  Бургомистр  отвернулся, шагнул в сторону, стараясь  избавиться  от  назойливого  луча.  Но  не тут-то было!
   В толпе засмеялись.
   - Бургомистр - красный нос! - крикнул кто-то.
   Судьи в  растерянности  переглянулись,  лица  у  них  позеленели  и вытянулись. Не могут понять, откуда такая напасть.
   Один из стражников выронил алебарду, и  она  с  грохотом  упала  на каменные плиты.
   А я тем временем пролетел сквозь лиловый плащ рыцаря и снова уселся прямехонько на нос бургомистра. Нос запылал, как созревшая слива.  Тут дело пошло еще веселей.
   От хохота задрожали мрачные древние стены.
   Бургомистр с куриным кудахтаньем перебегал с  места  на  место,  но отделаться от меня все равно не мог. Я крепко сидел на его  носу,  как опытный наездник на норовистой лошади.
   - Бургомистр - синий нос! Бургомистр - синий нос! - гремело со всех сторон.
   Бургомистр не выдержал.  Хрипя  от  бессильной  ярости,  стеная  от
страха, он бросился вон из ратуши. Судьи  -  за  ним,  роняя  на  бегу чернильницы и гусиные перья.
   - Уноси ноги, малыш, - сказал сердобольный  стражник  и  тронул  за плечо маленького циркача. - Сейчас дождь, на улице - ни души.
   Едва мальчишка выскочил на площадь, словно  из-под  земли  появился его пес, мокрый, вертлявый и веселый. Облизал  мальчишке  всю  рожицу, так что и умываться не надо.
   Я проводил их обоих до городских ворот. К счастью, дождь  кончился. Признаюсь, терпеть не могу мокнуть под дождем.  Приходится  пробегать, крутиться между каплями. Очень утомительное занятие.
   В этот день я еще не поленился забежать к  бургомистру.  Он  лежал, утонув в глубоких подушках, и безнадежно стонал.  А  лекарь  с  унылым постным лицом собирался ставить ему на нос пиявки. Но, думаю, они  ему не очень-то помогли.
   - Ну что, интересная история? - закончил Веснушка свой рассказ.
   По правде  говоря,  Коту  Ангорскому  вся  эта  история  ничуть  не понравилась.
   "Ни за что бы не стал переходить  с  крыши  на  крышу  по  какой-то веревке, - неодобрительно подумал Кот Ангорский. - Даже если бы меня с нетерпением ждали на крыше  сразу  сто  мышей.  Все  равно,  извините, премного благодарен..."
   Но вслух он этого не сказал. А только подобострастно и униженно  не то мяукнул, не то мурлыкнул.



   Да, друзья мои, обещания надо выполнять!  Обещано  было  рассказать про Говорящего Кота - все! Надо рассказать. Что уж тут скрывать, я это сделаю с огромным удовольствием. Мне просто до смерти хочется поскорей рассказать вам  о  Говорящем  Коте,  о  его  знаменитом  и  загадочном выступлении в цирке, о его  таинственном...  Но  довольно,  начнем  по порядку.
   Итак... Директор цирка сидел у себя в  кабинете.  Это  был  человек высокого роста с удивительно густыми, черными усами,  которые  торчали сразу вверх, вниз и в разные стороны.
   В кабинете у него всегда  пахло  лошадьми,  хотя  никогда  ни  одна лошадь не осмеливалась переступить порог его кабинета.
   Да, скажем прямо, директора цирка боялись все. Когда он приходил на репетиции, львы без всяких уговоров тут же перепрыгивали  с  тумбы  на тумбу. Лошади начинали особенно грациозно  и  музыкально  кружиться  в вальсе. А удав  прямо-таки  из  кожи  лез,  стараясь  как  можно  туже обвиться вокруг мага-фокусника в черной чалме. Он  обматывался  вокруг него,  как  толстая  веревка  вокруг  тоненького  карандаша.   Бедняга фокусник весь синел от его старательности.
   Но больше всех директора цирка боялась его секретарша Милочка.
   Та самая Милочка, у которой на  голове  было  триста  тридцать  три одинаковых кудряшки, из которых каждая завивалась штопором по  часовой стрелке.
   Сегодня с утра директор цирка был в особенно  скверном  настроении. Настроение директору цирка испортил  маэстро  Живодралло,  заграничный дрессировщик, приехавший на гастроли со своим львом Нептуном откуда-то очень издалека.
   Маэстро  Живодралло  оказался  капризней   маленькой   избалованной девочки.
   Он заявил директору цирка, что недоволен всем, решительно всем.
   Да, да! Оркестр играет то слишком тихо, то слишком громко.
   Осветители назло освещают его то слишком ярко, то слишком тускло.
   И, конечно, поэтому зрители аплодируют слишком вяло.
   А тут еще он вышел погулять после  обеда,  и  на  него  в  переулке набросился какой-то дикий,  совершенно  невоспитанный  сквозняк.  Этот дрянной сквозняк забрался к нему в рукава и за воротник, и вот уже он, всемирно известный маэстро Живодралло, чихнул два раза.
   "Я должен был ему сразу  сказать,  что  не  могу  отвечать  за  все переулки и за все сквозняки, -  с  раздражением  пробормотал  директор цирка. - Как жаль, что такие умные  мысли  приходят  после.  А  еще  я должен был ему сказать..."
   Но в это время дверь кабинета, слабо пискнув, приоткрылась.
   - Ну, что там еще? - с досадой повернул голову директор цирка.
   В кабинет заглянула секретарша Милочка.  Ресницы  ее  дрожали.  Все триста тридцать три кудряшки на голове дружно подпрыгивали.
   - К вам, Александр Македонович... - еле слышно  пролепетала  она  и скрылась.
   Дверь приоткрылась чуть пошире, и в кабинет,  виляя  длинным  тощим телом, вошел Кот. Обыкновенный подзаборный Кот, грязного  серо-желтого оттенка.
   Директор  цирка  в  полном  недоумении  уставился  на  это   жалкое создание.
   - А ну-ка, встань на задние лапы!  -  послышался  чей-то  негромкий голос.
   Серый Кот  с  несчастным  видом  оторвал  передние  лапы  от  пола, качаясь, с трудом распрямил спину и, неуклюже  переваливаясь,  зашагал на задних лапах.
   "Нет! Это переходит все границы!  -  со  злостью  подумал  директор цирка. - Конечно, его  хозяин  спрятался  где-то  здесь  за  дверью  и надеется растрогать меня видом этой жалкой, ничтожной  твари.  Неужели он думает, что я позволю этому коту выступать на  арене  моего  цирка? Какова, однако, наглость!"
   - Брысь!!! - приподнимаясь в кресле, взревел  директор  цирка,  так что афиши, висевшие на стене, захлопали, как крылья огромных птиц.
   Кот в испуге шарахнулся было к двери,  но  тот  же  голос  спокойно остановил его:
   - Куда? Куда? А ну-ка, мой славненький, встань  на  задние  лапы  и вперед!
   Кот снова старательно встал на задние лапы. При этом вид у кота был удивительно несчастный. В глазах светились отчаяние и  тоска.  Он  шел будто бы не по своей воле,  а  словно  его  заставляла  идти  какая-то невидимая и беспощадная сила.
   Директор цирка просто онемел от ярости. Мало  ему  неприятностей  с этим маэстро Живодралло  и  сквозняками,  которые  накидываются  из-за углов в переулках! Теперь  еще  какой-то  жалкий,  облезлый  кот!  Его хозяин, конечно, трусливо прячется за дверью кабинета...
   Наконец директор цирка обрел дар речи.
   - Сейчас же выкиньте из кабинета этого кота!  -  грозно  воскликнул он.
   - Лучше выкиньте из кабинета этого директора! - послышался в  ответ спокойный, даже несколько ленивый голос.
   Директор медленно и неловко поднялся с кресла. Ярость  сковала  все его движения.
   Он испустил страшное, поистине угрожающее рычание. Дело в том,  что рычанию он обучился у львов и тигров, выступавших на арене его  цирка. И надо признаться, это получалось у него очень неплохо.
   Он репетировал рычание в полном одиночестве,  запершись  у  себя  в кабинете. Он долго рычал на разные лады до тех пор, пока ему самому не становилось как-то жутковато.
   Директор цирка широко распахнул двери своего кабинета. Но за дверью никого не было, кроме секретарши Милочки. Она стояла, умоляюще  сложив дрожащие руки. Прыгали ее круглые локти. Трясись желтые кудряшки.
   - Где он?! - прорычал директор цирка.
   - Кто он? - отшатнувшись, прошептала Милочка.
   - Он тут, - послышался все тот же негромкий спокойный голос.
   Директор цирка стремительно обернулся.
   В его кресле, небрежно  развалясь,  сложив  на  впалом  желто-сером животе тощие лапы с грязными подушечками, сидел драный Кот.
   Он сидел как ни в чем не бывало, удобно  устроившись  в  том  самом кресле,  к  которому  все  подходили  с  подобострастными  улыбками  и почтительным трепетом.
   Даже тигрица Анюта, прозванная за свой неукротимый  нрав  "Железный Коготь", так вот, даже знаменитая Анюта Железный  Коготь  как-то  раз, зайдя в кабинет директора цирка,  лишь  с  уважением  обнюхала  мягкое сиденье кресла.  Только  обнюхала!  Прошу  обратить  внимание:  только обнюхала! Но не позволила себе присесть даже на краешек кресла.
   - Что это? - прошептал директор цирка.
   - Ничего, - скучным голосом сказал Кот и недовольно добавил:  -  Да ты садись. Вот стульчик подвинь.
   Кот даже не трудился открывать  и  закрывать  рот,  когда  говорил. Говорил себе, и все.
   Директор цирка, как подкошенный, рухнул на стул.
   - Предлагаю номер. Звезда  арены  -  Говорящий  Кот,  -  с  усталым вздохом  сказал  странный  посетитель.  Но  так  как  директор   цирка продолжал тупо молчать, то Кот  вдруг  сердито  добавил:  -  Не  знаю, может, ты встречал когда-нибудь говорящих котов? Лично я - никогда!
   Директор цирка незаметно  пошарил  ногой  под  столом:  не  там  ли прячется этот бессовестный обманщик, который так ловко  водит  его  за нос и незаметно говорит вместо этого Кота.
   Но под столом никого не было.
   Тогда директор цирка слегка привстал на трясущихся ногах и, вытянув шею, заглянул за спинку кресла, на котором спокойно восседал Кот. Но и за креслом никого не оказалось.
   Пол под ногами директора цирка  качнулся,  как  палуба  корабля  во время шторма.
   - Мне надоело, - капризно протянул Кот. - Решай быстрее. Не то я  в форточку - только ты меня и видел.
   При этих словах Кот длинным, тоскливым взглядом посмотрел на окно.
   "Нет, нельзя, чтобы такой  номер  вылетел  в  форточку,  -  подумал директор. - Что бы это ни было - это сенсация!"
   - Да, да, безусловно, - поспешно, но  каким-то  хриплым,  не  своим голосом сказал директор цирка. - Хотя, по правде говоря, я  не  совсем понимаю...
   - Это неважно, - сухо отрезал Кот. - Итак, я выступаю.  Всего  один раз. Но с условием...
   - Если вы в смысле... э... гонорара, - прервал его директор  цирка,  он почувствовал себя несколько уверенней, - то можете не  сомневаться, уважаемый. Конечно, я заплачу вам по самой  высшей  ставке.  Хотя  для ко...
   - Это ты о деньгах? - с возмущением воскликнул Кот. - Какие деньги? Я это делаю только ради моей Кати... Если б ты только видел,  какие  у нее веснушки! - неожиданно добавил он нежно и чуть смущенно.
   Директор  цирка  опять  ничего  не  понял,  но  на  всякий   случай многозначительно протянул:
   - О!..
   - Короче говоря, - строго сказал Кот, - никаких денег. Но ты должен съездить к Кате и пригласить ее  на  мое  выступление.  Если  Катя  не приедет, ты и слова от меня не дождешься.
   "Этот Кот говорит мне "ты", - про себя возмутился директор цирка.
   Никто в цирке не осмеливался говорить директору "ты". Но  Говорящий Кот? Тут уж было не до мелкого самолюбия.
   - Знаешь, оказывается, моя Катя любит подарки, -  вдруг  застенчиво протянул Кот и почему-то вздохнул.
   - Я съезжу к вашей Кате и приглашу ее, -  тихо,  но  твердо  сказал директор цирка.
   - Сразу бы так, - довольным голосом сказал Кот.  -  А  то  какие-то деньги  стал  предлагать.  Так  вот.  Большая  Почтовая,  дом  девять. Квартиры не помню. Но тебе достаточно спросить: "У  кого  в  это  доме самые чудесные-замечательные-удивительные веснушки?" Так тебе каждый с удовольствием, просто с наслаждением скажет.
   - Я так и сделаю, - директор цирка вскочил со стула.
   - Правда, это хороший подарок: билет в цирк? - остановил его Кот. - От собаки такого не дождешься. Это тебе не мозговая косточка из  супа. Как ты думаешь?
   Директор цирка ничего не ответил, потому что никак не  мог  понять, что общего между билетом цирк и мозговой косточкой из супа.
   - Да,  вот  еще!  -  воскликнул  Кот,  как  будто  внезапно  что-то вспомнив. - Дай, пожалуйста, что-нибудь перекусить этому бессовестному плуту.
   - Кому?! - директор цирка вне себя от  изумления  качнулся  вперед, потом назад и, чтоб не упасть, ухватился за спинку стула.
   - Ну мне, мне, - с раздражением сказал Кот.
   - Вам?!
   - Ну да, мне, а то кому же? Ну в общем, я сам себе  обещал  хороший обед, - с  досадой  воскликну  Кот.  -  Не  понимаю,  что  тут  такого особенного?
   "Ясно одно: мне никогда не разобраться в этой истории, - безнадежно подумал директор цирка. -  Так  лучше  не  ломать  себе  голову  и  не пытаться разгадать эту загадку. Главное, чтобы артист  не  выскочил  в форточку..."
   - Что вы желаете? - почтительно осведомился он. В  одной  его  руке как-то сам  собой  оказался  открытый  блокнот,  в  другой  -  толстая авторучка с золотым пером. - Бифштекс? Котлету? Мясо: сырое,  тушеное, отварное, жареное?
   - Мяу! - восторженно отозвался  Кот.  Глаза  его  сверкнули  жадным голодным блеском.
   Легко и плавно изогнувшись, он вскочил на спинку кресла.
   - Молоко? Сливки?
   - Мяу! Мяу!
   - Колбасу? Ветчину?
   - Мяу! Мяу! Мяу!
   Это было самое обычное кошачье "мяу". Подобное "мяу" директор цирка постоянно слышал у себя под окном, особенно  весной  в  теплые  лунные ночи.
   Директора цирка охватило мучительное сомнение: уж не приснилось  ли ему,  что  этот  несчастный  драный  кот  только  что  говорил  с  ним человечьим языком?
   Золотое перо замерло над блокнотом.
   - Мяу-у-у! - гнусаво и хрипло тянул Кот.
   Он принялся тереться мордой о спинку кресла, не спуская с директора цирка хищных и заискивающих глаз.
   Директор цирка ужасно рассердился.
   "Конечно, мне только  померещилось,  что  он  разговаривает.  Самый обычный бездомный кот. Я просто переутомлен.  К  тому  же  эти  вечные нервотрепки, маэстро Живодралло со своими невозможными сквозняками.  И вот результат..."
   Директор цирка уже протянул руку, чтобы схватить за  шиворот  этого ничтожного, жалкого кота...
   - Чего ты стоишь? - вдруг раздраженно прикрикнул на него Кот.  -  А ну, скорее-быстрее-сейчас же-немедленно!..
   Директора цирка как ветром выдуло из кабинета.


   Пока художники, бросив все дела срочно выводили на афишах огромными буквами "Звезда арены - Говорящий Кот" и "Говорящий Кот - Чудо  века", директор цирка сел в свою  зеленую  "Волгу"  и  отправился  на  поиски девочки Кати. Директор цирка молча уселся на сиденье рядом  с  шофером Петей и глубоко задумался.
   - Куда поедем?  -  наконец  спросил  шофер  Петя,  удивленный  этим затянувшимся молчанием.
   Петя, хотя был просто шофером, на самом деле мечтал стать  артистом цирка. И уже очень  неплохо  жонглировал  у  себя  в  гараже  гаечными ключами.
   -  Ах,  да...  Извини.  Большая   Почтовая,   десять.   Девочка   с веснушками... - рассеянно назвал адрес директор цирка.
   За всю дорогу директор цирка не проронил больше ни слова. Он просто изо всех сил старался ни о чем не думать. И наконец с  удовлетворением почувствовал, что его голова стала пустой и легкой, как воздушный шар.
   В этот день Катя, вернувшись домой из школы, сразу бросилась в свою комнату. Она остановилась на пороге и с волнением обежала глазами  все подряд: аккуратно, без единой  складочки  застеленную  мамой  кровать, подметенный пол, книги, сложенные на столе ровненькими  стопками.  Она сразу поняла: Веснушка не вернулся.
   И вдруг длинные полоски на обоях как будто сломались, ножки стола и стульев зыбко задрожали, и все, колеблясь, стало  расплываться  -  это слезы набежали Кате на глаза.
   - У тебя появилась какая-то отвратительная привычка  баловаться  со спичками, - сердито сказала мама, входя вслед за Катей  в  комнату.  - Вечно от  тебя  пахнет  дымом.  Какими-то  жжеными  тряпками,  паленой бумагой. Не пойму чем. На  красном  платье,  конечно,  на  самом  моем любимом, дыра. Даже  стол  прожгла.  А  что  ты  сделала  с  учебником математики?
   - А мне нравится! - с вызовом проговорила Катя.
   Она схватила учебник и с нежностью прижала его к груди.
   На учебнике математики отпечатались маленькие ноги  Веснушки.  Один след побольше - это была нога в башмаке. Другой - маленький,  узкий  - от босой ноги.
   - Ах так. Ах, тебе нравится... - тихо сказала мама. Она сняла  очки и очень медленно положила на стол.
   Когда мама начинала говорить вот так тихо, это был верный  признак, что приближается гроза.
   Но в это  время  из  передней  послышался  громкий,  очень  длинный звонок. Можно было подумать, что кто-то нажал кнопку звонка  и  крепко задумался.
   Мама открыла дверь.
   За дверью стоял высокий человек с пышными  усами,  торчащими  сразу
вверх, вниз и в разные стороны.
   - Извините, пожалуйста, не здесь ли проживает девочка Катя? - очень вежливо спросил он, церемонно приподнимая шляпу.
   - Здесь, - немного растерявшись, сказала мама.  -  Да  вы  входите, пожалуйста.
   Странный  человек  вошел  в  переднюю  и  остановился,  смущенно  и нерешительно глядя на маму.
   - Н-да... - наконец выговорил человек и уронил шляпу.
   - Что? Катя что-нибудь натворила? - с невольным испугом вырвалось у мамы.
   - Что вы! Что вы! -  воскликнул  человек  с  усами  и  успокаивающе вытянул руки вперед ладонями. - Отнюдь нет! Ни  в  коем  случае.  Даже наоборот.
   Он наклонился, поднял шляпу. Щелчком сбив прилипшую к ней пушинку и с неловкой улыбкой взглянул на маму.
   - Катя, поди сюда! - позвала мама.
   Катя заглянула в переднюю.
   - Милая девочка!  -  воскликнул  человек  с  усами  и  улыбнулся  с радостным облегчением. - Да, да. Это она! Никаких сомнений.  Рыжая,  с очаровательными веснушками. Точь-в-точь такая, как описывал этот...
   - Да вы проходите, - пригласила мама странного гостя.
   Она жестом указала ему на стул возле стола и присела напротив.
   Странный гость нервно забарабанил пальцами  по  столу  и,  раздувая щеки, в рассеянности пропел начало какого-то бодрого марша.
   - Все-таки в чем дело? - натянуто  спросила  мама.  Она  сидела  на стуле очень прямо. Щеки ее немного побледнели.
   Человек с усами надел шляпу на свое колено и ударил по  ней  ребром ладони. Было ясно, что он не знает, с чего начать.
   - Видите ли, я директор цирка!.. - наконец проговорил он.
   - Но при чем тут моя дочь? - холодно спросила мама.
   - Я приехал просить  вашу  дочь  оказать  нам  честь  и  посмотреть сегодня нашу цирковую программу!
   - Мою дочь? - в изумлении переспросила мама, высоко поднимая брови. - Я вас не понимаю.
   Директор цирка внимательно посмотрел на нее.
   - Я прекрасно вас понимаю.  Дело  в  том,  что  я  тоже  ничего  не понимаю. И уверяю вас - это лучше... Лучше  для  нас  обоих.  Так  что давайте не понимать вместе, милая, уважаемая Катина мама!
   Но видя ее растерянное лицо,  широко  распахнутые  глаза,  директор цирка неохотно признался:
   - Видите ли, собственно говоря, это не я ее приглашаю...
   - А кто же в таком случае? - мама пристально оглядела на  директора цирка.
   - Ее приглашает, э-э... как бы это выразиться... -  директор  цирка смущенно заерзал на стуле.
   - Все-таки, - подозрительно прищурилась мама. - Я должна знать, кто
приглашает мою дочь. Поймите меня...
   Директор цирка посмотрел на  маму  несчастными  глазами,  помолчал, набрал полную грудь воздуха, как бы собираясь  с  духом,  и,  наконец, проговорил тихо и безнадежно:
   - Говорящий Кот!..
   - Говорящий Кот?! - мама резко откинулась назад. - Вы шутите!
   - Уверяю вас, нет! - в волненье привстал со стула директор цирка.
   - Говорящий Кот? - дрогнувшим  голосом  спросила  Катя,  делая  шаг вперед. Она начала кое о чем догадываться.
   - Совершенно верно, мое очаровательное, на редкость сообразительное дитя, - обрадованно повернулся к ней директор цирка.  -  Возможно,  вы знаете этого... э-э... Говорящего Кота?
   - Моя дочь не знает никаких  Говорящих  Котов!  -  с  беспокойством воскликнула мама. - Ну, что ты молчишь, Катя? Сейчас же скажи, что  ты не знаешь никаких Говорящих Котов!
   - Я не знаю, но... - прошептала Катя.
   - Вот видите, - мама с торжеством повернулась к директору цирка.  - Какие-то глупые выдумки.
   - Но, к сожалению, то  есть  к  счастью,  Говорящий  Кот  вовсе  не выдумка. Он действительно существует, - директор цирка с  извиняющимся видом развел руками.
   - Но при чем тут моя дочь? - уже в отчаянии воскликнула мама.
   - Мамочка, мамочка, - бросилась к ней Катя. - Ну,  пожалуйста,  ну, разреши. Ну, мне очень-очень хочется. Ну, мамочка... Ты  уже  сто  лет обещала пойти со мной в цирк.
   Мама решительно нахмурилась, но, взглянув на отчаянное  лицо  Кати, махнула рукой.
   - Могу ли я надеяться, что мы договорились? -  робко  вытянув  шею, спросил директор цирка.
   "Как бы тем временем великий артист не улепетнул в форточку",  -  с тревогой подумал он.
   - А скажите, - робко спросила Катя, - этот...  говорящий...  он  не говорит вот так: "Скорее-быстрее-сейчас же-немедленно?"
   - Потрясающе!  -  директор  цирка  почти  со  страхом  поглядел  на худенькую рыжую девочку. - Да, именно так он говорил.
   "Кажется, девчонка немало знает об этом невероятном Коте, - подумал он, чувствуя головокружение  и  слабость.  -  Приоткрыть  завесу  этой тайны? Нет, нет!  Все  равно  мне  в  ней  не  разобраться.  Лучше  уж придерживаться намеченной линии. Не понимать, так не понимать!"
   - Но я ни в коем случае не  отпущу  мою  дочь  одну,  -  решительно сказала мама. - Я поеду вместе с ней.
   - О, конечно, конечно! О чем разговор? - горячо воскликнул директор цирка.
   В одной его руке сам собой возник блокнот,  в  другой  -  массивная авторучка с золотым пером.
   Вполне возможно, он тоже был немного фокусником.
   - Что вы желаете? Первый ряд? Второй? Директорская ложа? -  спросил он официальным тоном.
   - Первый ряд! - задыхаясь, выпалила Катя и зажмурилась.
   Через полминуты директор цирка рассыпаясь в благодарностях, пятясь, вышел из квартиры.
   После него остался слабый запах лошадей.



   В этот день около цирка творилось что-то невообразимое.
   Перед кассой толпилась длиннющая очередь. Люди не расходились, хотя охрипшая и взволнованная кассирша каждые пять минут открывала окошечко и приложив руки к груди, говорила измученным голосом:
   - Нет и не будет. Все распродано. Нет и не будет.
   Афиши "Настоящий. Говорящий" были освещены яркими прожекторами.
   На каждой афише красовался  огромный  кот,  величиной  с  солидного тигра.
   Но поскольку никто из  художников  и  в  глаза  не  видел  великого артиста, то  каждый  изображал  его  так,  как  подсказывала  ему  его собственная фантазия.
   Один художник придал коту вид мудреца,  задумавшегося  над  смыслом жизни. Другой нарисовал коту пронзительные глаза,  которые,  казалось, видели вас насквозь.
   Но всюду,  всюду,  на  всех  афишах  это  было  нечто  невообразимо пушистое. Его хвосту могла бы позавидовать любая черно-бурая  лиса.  А на шее торчал усыпанный блестками бант размером с пропеллер вертолета.
   - Нет ли случайно лишнего билетика? - плачущими голосами спрашивали желающие попасть на представление еще за два квартала.
   Во всяком  случае  приблизиться  к  дверям  цирка  было  совершенно невозможно.
   Директор цирка собственной персоной встретил  Катю  и  ее  маму  на ступеньках, ведущих к высоким вращающимся дверям.
   Сильной рукой привычно раздвинув  толпу,  угрожающе  ощетинив  свои усы, он помог им войти. В это  время,  пользуясь  суматохой,  в  дверь попытались пролезть трое мальчишек без билетов.
   - Везет же некоторым. Мне никогда!.. - с горькой завистью  вздохнул самый маленький из них. На его вспотевшем носу сочно  сверкал  десяток веснушек размером с гривенник.
   - Нельзя ли и им  тоже...  как-нибудь...  -  робко  попросила  Катя директора цирка.
   - Конечно, мое очаровательное, на редкость сообразительное дитя!  - директор цирка любезно кивнул усами.
   Трое мальчишек, превратившись в  три  восторженно  визжащих  вихря, промелькнули под его рукой.
   В   зале   царило   необычайное   волнение.   Зрители